Мозаика Парсифаля - Роберт Ладлэм

— Памятливый?

— Да. Путешественник.

Такого утра Пятый стерильный еще не видел и, скорее всего, больше никогда не увидит. Это мрачное убежище попало в руки его энергичной и предприимчивой обитательницы. Несмотря на напряженное ожидание звонка Брэдфорда, Дженна уже в восемь тридцать распоряжалась на кухне, а «кулинар с пушкой» был низведен до уровня помощника. Все ингредиенты были тщательно отмерены и смешаны под его одобрительным взглядом. Кулинарные барьеры рухнули, и вооруженный повар заулыбался. Были выбраны нужные противни и включен внушительных размеров духовой шкаф. Откуда-то возникли еще два охранника. Нюх безошибочно привел их на кухню, как мух на сладкое.

— Зовите меня просто Дженной, — предложила она новым знакомцам. Хейвелок тем временем был сослан за угловой столик. В утешение ему оставалась газета.

Произошёл обмен именами, на лицах появились широкие улыбки, и вскоре возник общий разговор, прерываемый взрывами смеха. Пошли сравнения, чей родной город лучше. Основой для сравнения служили ассортимент и качество продукции пекарен. В кухне Пятого стерильного витал дух вольницы. Создавалось впечатление, что ранее никто не пытался нарушить давящую обстановку тайного убежища, внести туда луч света. Теперь здесь посветлело, и источником этого света стала Дженна. Сказать просто, что она понравилась этим мужчинам, специалистам в искусстве убивать, — значит не сказать ничего. Они по-настоящему веселились, а веселье было нормальным явлением для Пятого стерильного. Весь мир мог отправляться к дьяволу — Дженна Каррас пекла Kolace.

Однако без пяти десять, после того как значительное количество сладких булочек было поглощено в кухне и распространено по окружающей территории, вернулась серьезная атмосфера, обычно присущая стерильному дому. Заработали системы охраны; на мониторах наблюдения появился бронированный фургон госдепа, который свернул с шоссе на длинную подъездную аллею. Его уже ждали.

В десять тридцать Хейвелок и Дженна уединились в элегантном кабинете, чтобы приступить к изучению документов и фотографий, которые уже были предварительно рассортированы на шесть пакетов различной толщины. Четыре пакета лежали на письменном столе перед Майклом, два — на журнальном столике рядом с софой, на которой устроилась Дженна. Брэдфорд, как всегда, поработал тщательно. Единственным недостатком полученных бумаг было большое количество дубликатов.

Время уже близилось к полудню. Солнце вовсю сияло за окном; пуленепробиваемые стекла, преломляя его лучи, посылали на стены радужные блики. Тишину нарушал лишь шорох переворачиваемых страниц.

Они бегло читали все подряд, как обычно это делается при таком объеме разнородных документов, пытаясь уловить суть и не вникая в детали, чтобы получить общее представление. К подробному анализу деталей они вернутся позже. Сосредоточенное изучение документов не мешало им время от времени обмениваться репликами.

— Посол Эдисон Брукс и генерал Малколм Хэльярд, — произнес Майкл, просматривая список имен, которые могли быть так или иначе связаны с мозаикой Парсифаля. — Они — главная опора президента, если ему придется открыть правду о Мэттиасе.

— В каком смысле? — откликнулась Дженна.

— После Антона это самые уважаемые люди в стране. Беркуист не сможет обойтись без них.

— Тут есть твое имя, — через несколько минут подала реплику Дженна.

— Где?

— В одном из ежедневников Мэттиаса.

— Давно?

— Восемь... нет, девять месяцев тому назад. Ты был у него в гостях. Это произошло, мне кажется, когда тебя вызвали для беседы с представителями персональной комиссии Консопа. Мы с тобой тогда еще не были хорошо знакомы.

— Достаточно хорошо для того, чтобы я стремился вырваться обратно в Прагу как можно скорее. Эти беседы в Вашингтоне обычно пустая трата тучи времени.

— Но ты как-то говорил мне, что они полезны, потому что с людьми на оперативной работе часто происходят странные метаморфозы и их периодически следует проверять.

— Ко мне это не относится. И кроме того, я говорил не «часто», а «иногда». Иногда им удается выявить... «ходячий пистолет».

Дженна положила листок на колени.

— Михаил, а не могло это случиться именно тогда? Во время визита к Мэттиасу. Может, там ты и встретил Парсифаля?

— Девять месяцев тому назад Мэттиас был в полном порядке. В то время Парсифаль не существовал.

— Ты говорил, что Мэттиас устал — «ужасно устал», если воспроизвести слова точно, и очень беспокоился за него.

— Об общем здоровье, а не о состоянии рассудка. Он был в здравом уме.

— Но все же...

— Неужели ты полагаешь, что я не перебрал всю нашу последнюю встречу по минутам? — прервал ее Хейвелок. — Я приехал в Джорджтаун и оставался у него два дня и две ночи, пока шло собеседование. Мы дважды с ним ужинали, оба раза вдвоем. Я никого не видел.

— Не может быть, чтобы никто за это время не приходил к нему.

— Безусловно приходили; у него не было ни минуты покоя с утра до позднего вечера.

— Значит, ты их видел?

— Боюсь, что нет. Ты просто не знаешь этого дома. Там целый лабиринт маленьких комнат! Гостиная — справа от прихожей, библиотека — слева. Через нее можно пройти в его кабинет. Мне кажется, Антону это нравилось. Таким образом он мог развести людей, которые, возможно, не хотели бы встречаться друг с другом. Посетители последовательно перемещались из одного помещения в другое. Он встречал их в гостиной, потом переводил в библиотеку и уж затем в sanctum-sanctorum[65], в свой кабинет.

— И тебя никогда не было в этих помещениях?

— В присутствии третьего лица — никогда. Если кто-то прерывал наш ужин, я оставался в столовой, расположенной в задней половине дома. Больше того, я никогда не пользовался парадным входом. Между нами существовала договоренность на этот счет.

— Да, помню. Ты не хотел, чтобы тебя видели вместе с ним.

— Я бы сформулировал это несколько иначе. Для меня была бы большая честь — я не шучу! — если бы нас увидели вместе. Но это было нерационально как для меня, так и для него.

— Но если не в те два дня, то когда? Когда ты мог видеть Парсифаля?

Майкл не скрывал своей растерянности.

— Мне следует шаг за шагом проследить чуть ли не полжизни. Что, кстати, прекрасно вписывается в общее безумие ситуации. В его воображении он видит меня сбежавшим с конференции. Конференцией Антон может называть что угодно — семинарские занятия, лекцию... Сколько их было? Полсотни? Сотня? Тысяча? Учеба в аспирантуре заняла немало времени. Как много я успел забыть? Что, где, когда, с какой целью? В каком моем прошлом обретается Парсифаль?

— Если он был в отдаленном прошлом, вряд ли бы ты представлял для него угрозу сейчас. — Дженна подалась вперед, охваченная новой мыслью. Ты сказал: «Парсифаль мог убить меня раз двадцать, но не сделал этого». Значит, Парсифаль не пытался тебя убить?