Наследница Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

Андрей заметил, что край у холма очень четко выражен. Внезапно он понял, где они находятся. Они обогнули Подлажице, сделав крюк в две или три мили, и подошли к нему с востока. У края холм обрывался в широкую низину, затем ландшафт снова поднимался, к следующей вершине холма, и спадал оттуда длинным, более пологим склоном к ручью, петлявшему по созданной им долине. Подлажице лежал у одной из этих петель. Отсюда до бывшего монастыря можно было добраться за полчаса, если пустить лошадей галопом. Воспоминания об особенностях ландшафта принадлежали маленькому Андрею, который узнал о них более семидесяти шести лет тому назад. Его отец, по своему обыкновению, старательно изучил то место, где он хотел совершить одну из краж, прежде чем разработать план. Воспоминание, тем не менее, было настолько ярким, что у Андрея не возникло сомнения в его правильности. Ручей он запомнил потому, что тогда размышлял над тем, как было бы здорово оказаться на месте пожелтевшего осеннего листка и плескаться в его волнах, уносясь все дальше и дальше от честолюбивых идей его отца и задания, которое тот ему дал.

Самуэль поставил ногу в стремя и подал остальным знак садиться в седла. Андрей прошипел:

– Стой!

– Что? – Самуэль посмотрел на него через плечо, не вынимая ноги из стремени.

– До монастыря отсюда рукой подать. Мы гораздо ближе, чем думаем. Драгуны, наверное, станут нас преследовать. Если мы достаточно быстро доберемся до Подлажице, то сможем там окопаться и не подпускать их к себе.

Самуэль задумался.

– То есть нам нужно стрелять как можно меньше, чтобы сберечь порох на потом, и к тому же нам следует скакать как можно быстрее.

– Что-то в этом роде…

Самуэль перевел взгляд на Киприана.

– Ты уверен, что он не ошибается?

Киприан пожал плечами.

– Спроси его сам. В последний раз я в нем сомневался примерно в 1592 году, и я тогда ошибся.

Самуэль беззвучно рассмеялся. Он указал на правую руку Андрея.

– Заряжен ли твой указательный палец, Андрей фон Лангенфель?

Андрей достал из-за пояса пистолет, подаренный шведами, и ловко прокрутил на пальце. Затем спрятал его обратно.

– Мы совершали подобное тысячу раз, ребята, – сказал Самуэль. – И сегодня тоже справимся. Кто-нибудь хочет предложить боевой клич? Какой там у нас был в последний раз?

– Если я не ошибаюсь, то «Вот черт!» – ответил Альфред.

– Годится, – согласился Самуэль. – В седло! Наши поступки, совершенные в жизни, эхом отражаются в вечности.

Они помчались вниз по склону холма. Земля дрожала, предрассветные сумерки гремели. Лагерь драгун был огромным: пятьдесят или шестьдесят палаток, перед ними – загон для лошадей из поваленных деревьев. Снег и замерзшая грязь летели во все стороны из-под копыт. Лошади громко ржали. Кони драгун ржали в ответ. Лагерь крепко спал. Возле двух кострищ драгуны выскочили из-под одеял и уставились на приближающихся шведов, вместо того чтобы схватиться за оружие. Андрей Еидел, как Самуэль Брахе зажимает поводья между зубами, встает в стременах и вытягивает вперед обе руки с зажатыми в них пистолетами. Почувствовал тяжесть собственного оружия. Потом заметил Эббу Спарре, которая пришпоривала лошадь, пока не догнала Самуэля. Никто из смоландцев не издал ни звука. Они, кажется, забыли о боевом кличе.

Когда они почти спустились с холма, так что уже стал виден перелесок внизу, Андрей заметил по меньшей мере пятьдесят одетых и вооруженных мужчин, бежавших им навстречу от второго костра. Из оружия у них были мушкеты, и некоторые уже устанавливали их на сошки. Магнус Карлссон не смог рассмотреть их со своего наблюдательного поста. Судя по всему, многие в лагере действительно спали, но эти пятьдесят человек вовсе не оставались в палатках, а воспользовались темнотой, чтобы, со своей стороны, осмотреть территорию вокруг стоянки. Они только что вернулись и были полностью готовы к бою, так что могли перестрелять их всех еще до того, как первый смоландец сумеет добраться до границ лагеря.

Андрей заметил, что рядом с ним скачет одинокий всадник, фигура в длинном черном одеянии на белой лошади; всадник посмотрел на него и улыбнулся. Впрочем, это было все, что он мог делать, так как под его капюшоном находился череп мертвеца.

И тут Андрею стало ясно, что одинокий всадник – это на самом деле Киприан, который постепенно отделился от отряда и отклонился в сторону от направления их движения. В той стороне находился загон с лошадьми.

«Я никогда еще не встречал более подходящего боевого клича», – подумал Андрей, рванул поводья и погнался за другом.

Великаном в черной сутане был Иржи Плахи, иезуитский священник, исполняющий обязанности командира студенческого отряда. Андреас бросился в сторону, и лошадь, выглядевшая под иезуитом как маленький мул, прогрохотала копытами мимо. Пистолеты Плахи залаяли. Андреас увидел, как офицеры вокруг генерала Кёнигсмарка попадали в снег. Первый выстрел сбил с генерала шляпу, второй сорвал один из крепко пришитых на плечо колета эполетов. Кёнигсмарк достал второй пистолет и абсолютно невозмутимо прицелился в несущегося на него иезуита. Из дула его оружия вырвался сноп искр, и внезапно капюшон Плахи разлетелся на клочки. Ни один из противников не получил и царапины. Кёнигсмарк выругался, сделал шаг вперед и вырвал из-за пояса одного из спрятавшихся в укрытии офицеров пистолет. Плахи на полном скаку промчался мимо него. Генерал развернулся к нему и прицелился в широкую спину.

Андреас все еще катился по земле, когда в ложбину, крича, воя и свистя, ворвались новые всадники, сжимая в руках заряженные пистолеты. Два или три офицера спешились и бросились к генералу Кёнигсмарку. Генерал упал на землю, его нуля ушла в небо. Андреас встал на ноги и побежал вверх по ложбине. У него была одна цель: палатка, в которой держали под стражей Карину и Лидию.

В лагере царил кромешный ад. Кто бы ни организовал вылазку, он явно старался создать как можно больший хаос. Наверху, у загона, лежало несколько неподвижных фигур, а нападающие соскочили с лошадей и привязывали их к столбам, образующим загон. Животные в загоне, охваченные паникой, бегали по нему и ревели. Еще один отряд нападавших, не сбавляя галопа, широким фронтом проскакал по лагерю, перелетая через палатки, откуда выползали люди, и через солдат, которые отбрасывали мушкеты, вместо того чтобы стрелять из них, и скосил всю стрелковую цепь, пытавшуюся выстроиться. Когда впереди появилась новая стрелковая цепь, нападавшие натянули поводья, круто развернули лошадей, сделали поворот почти на месте и помчались дальше, уже в другом направлении, сметая все на своем пути. Внезапно стрелковую цепь окутало белое облако, из него полетели молнии; два всадника слетели со спин лошадей, но животные просто побежали дальше, вместе с остальными, топча все, что оказывалось у них на пути.

Андреас, тяжело дыша, спешил к офицерской палатке. Он слышал, как пули со свистом пролетают мимо него и вонзаются в землю. Повсюду взлетали фонтаны из снега и грязи. Артиллеристы разбили палатки на холме, между пушками, и теперь разворачивали одну из них, чтобы навести ее на лагерь. Андреас слышал команды, видел лихорадочные движения канониров и орудийного расчета, когда они поднимали лафет, чтобы развернуть пушку. Видел, как лафет снова грохнулся на землю, как пушка выстрелила – но упреждение оказалось слишком большим: ядро упало в снег далеко впереди несущихся по лагерю всадников, подняло фонтан снега, прыгнуло дальше и снесло целый ряд палаток; только после этого оно зарылось в снег. Раздались пронзительные крики. Канониры работали как сумасшедшие, заряжая оружие во второй раз, другие расчеты тоже хлопотали у своих орудий, но тут на противоположной стороне ложбины грянул пушечный выстрел, ядро просвистело над лагерем, ударило в землю, выбросив мощный фонтан грязи, и канониры бросили свои позиции на произвол судьбы и побежали вверх по холму. Похоже, нападающие привели в действие пушки на другой стороне лагеря.