Большой облом - Владимир Хачатуров

Не успели гости разместиться за необъятным овальным столом, как Алихан, не расставаясь с чашечкой кофе, прильнул к экранам шестнадцати мониторов: четыре картинки общего плана (одна под столом), и по одной на каждого жующего. Кроме того, в каждое кресло были вмонтированы датчики, окрашивающие картинки в цвета эмоций, испытываемых сидящими, говорящими, помалкивающими. Каждое движение, жест, мимика, слово, блеск в глазах или отсутствие такового будут тщательно изучены аналитическим отделом, закодированы и скормлены компьютерам. Но Алихан, вполне доверяя электронным машинам, все же в тайне считал их помощниками человека, и никогда не упускал возможности дополнить данные распечаток личными наблюдениями и выводами.

В полном согласии с опасениями Алихана (недаром он стоял поначалу за отвод этой кандидатуры), вниманием присутствующих немедленно овладел Майкл Туров – человек, бесспорно, информированный, но имеющий скверную привычку валить все в одну общую кучу, оправданную, по его мнению, тем сомнительным обстоятельством, что когда в нем просыпается красноречие, то моментально засыпает совесть.

– Это вам не Америка, Стэн, где общественное мнение смутить, что два пальца оросить. Это – Россия, и что бы здесь ни случилось, всегда окажется, что бывало и похуже, что знали мы и времена поганее и нравы зверинее…

– Майкл, а что значит «оросить два пальца»? – спросила Эстелла Атвуд, – хорошенькая американочка со спортивной фигурой.

Все с нескрываемым интересом воззрились на Турова, ожидая, как он выйдет из этого щекотливого положения.

– Это, Эстелл, непереводимая игра слов и физиологических особенностей мужского организма, – объяснил Туров с самым серьезным видом, на какой был способен.

Мэр усмехнулся, Кульчицкий изобразил беззвучную овацию, Угорский спрятался за салфеткой…

– Ах, – улыбнулась американка, – у мужчин такая слабая организация, такая хрупкая нервная система, что мне их даже жалко, хотя они и шовинисты…

– Причем, чем меньше в них остается чисто мужских достоинств, тем в больший шовинизм они впадают, – поддержала американку Анна Сергеевна. – Вы не находите, Эстелл?

Эстелл в знак согласия энергично тряхнула копной соломенных волос.

– Игрек-хромосома их губит, – авторитетно заметила супруга мэра, – женщина величественная, монументальная, насыщенная полезной информацией.

– А я слышала, что некоторые теологи склоняются к мнению, что Бог на самом деле был существом женского пола, а не мужского, – подала голос телезвездочка, которую привел с собой Кульчицкий, – особа эффектная и разбитная.

– Почему «был»? – удивился Туров. – Он и сейчас есть существо женского пола. Вы не читали Евангелия от Магдалины? А мне по долгу службы пришлось. Потрясающая вещь! Оказывается, вначале была Любовь, и Любовь была у Богини, и звалась Богиня Любовью. Следовательно, наш мир вовсе никакая не эманация сновиденствующего Бога, а совсем наоборот – менструальный фрагмент вечно обновляющейся Матери Всего Сущего Живой Богини Иехавы… И, между прочим, нецензурная брань с непременным упоминанием матери, является чудом сохранившимся отголоском древнейшей молитвы, переиначенной и извращенной в жуткую эпоху мужской деспотии и доныне известной как «Отче наш»…

– Вы утрируете, Майкл, противный, – машет на шалуна мэрша скульптурной ручкой и стильно прищуривается.

– Что вы, Светлана Борисовна, скорее напротив! – возражает Туров. – Я обогащаю климактерические премудрости феминизма упадочными выделениями мужской игрек-хромосомы. Зато теперь, ознакомившись с этим Писанием (сомневаться в святости и богодухновенности которого у меня оснований не больше, чем в аналогичных свойствах Лаодикийских избранников), я, наконец, примирился с Богом, так как понял, откуда в нем столько свирепой ревности, взбалмошной непоследовательности и слепой любви не к самым достойным из мужей. Теперь я знаю, что скрывается за его фирменной неисповедимостью. Более того, я примирился не только с ним, то бишь с нею, но и с миром ее, включая лучшее ее творение – человека, которого ранее считал устрашением вселенной, личным кошмаром Господа Бога и небесным наказанием Сатаны, отказавшегося в виду такого компрометирующего соседства от святого окончания «ил» в своем исконном имени… Уж кто-кто, но женщины действительно венцы природы, точнее, венцы способностей Творительницы. Не пройдет и ста лет, как правнучка Жужи Полгар станет абсолютной чемпионкой мира по шахматам…

– Шахматы – выдумка мужчин, – приятно улыбнулась мисс Атвуд. – Достойно удивления, сколь многого мы, женщины, в этой сугубо мужской игре добились.

– Вот и я о том же, – одобрительно кивнул Туров американке. – Кстати, издательство «Christ & Cross Company Production» опубликовало компьютерное изображение Распятия, сделанное на основе Евангелия от Магдалины. На это стоит взглянуть…

Алихан смаковал уже вторую чашечку любимого напитка, одновременно радуясь, что им хватило ума не пригласить архимандрита Маврикия и, недоумевая загадочному молчанию Кульчицкого, имевшему обыкновение пресекать подобного рода святотатственные разглагольствования в самом зародыше. Странно, человек, вдруг утративший веру, как правило, выглядит либо смущенным, либо возбужденным. Следовательно, веры Кульчицкий не утратил, скорее наоборот, – укрепился в ней. Неужели он достиг той ступени, когда уже ничто не в состоянии смутить духа верующего, поскольку ему совершенно непонятно, каким образом досужая болтовня людей или инстинктивная неразборчивость их поступков могут оскорбить Всевышнего.

Зная Кульчицкого большей частью по показаниям подслушивающих устройств, Алихан не отваживался в это верить, однако никак иначе объяснить поведение плейбоя не мог.

По рукам обедающих меж тем разгуливало компьютерное изображение Распятия, отличавшееся от общепринятого и плавными очертаниями тугого тела, и кокетливой, едва не спадающей с высокой груди, повязкой, и роскошной диадемой, отдаленно напоминающей терновый венец.

Мужчины откровенно веселились, женщины недоуменно пожимали плечами.

– Если что и есть отрадного в этом пошлом кощунстве, так это то, что о ней вы, Майкл, не посмеете заявить, что она есть жертва похмельного синдрома, – поделилась своими соображениями мэрша.

– Похмельного синдрома? Кто? Jesus Christ? Why?[83] – умудрилась удивиться американка.

– Ну как же! – всплеснула руками городничиха. – Разве вы не в курсе? Всему виной Пасха! Он же всю ночь пропьянствовал с апостолами. Утром, естественно, взалкал, забрался в чужой сад, был схвачен за руку, повздорил с властями и вот вам, пожалуйста – казнен с разбойниками…

– But… but in Writing… Но в Писании об этом совсем не так говорится, – пробормотала мисс Атвуд, окидывая сотрапезников робким, взыскующим поддержки взором.

– Разумеется, не так, – кивнул Шумилин. – Жанр агиографии чужд реализма. – Помолчал, подумал (может, не стоит?), решился (была – не была!): – И вообще, мир гибнет от засилья евреев и порожденного ими недуга – веры в Христа, – этой рабской религии для гоев…