Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена - Микаэл Геворгович Абазян

А Филипп все слушал и слушал. Помимо этих голосов он слышал пульсацию крови в сосудах, колкий звук время от времени сглатываемой слюны, шуршание томмиевского целлофана, и еще все тот же строгий голос, который не говорил ничего определенного — скорее он, удовлетворенный сдержанным обещанием Филиппа, напевал себе под нос — если такой у него и был вообще — какую-то незатейливую мелодию. А может это был сам Филипп?

Особо не мешкая, он опустил руки, открыв взору покрасневшее лицо и слегка воспаленные глаза.

— Ну вытянули мы с вами «Ромео и Джульетту», ну писали о нас. Я считаю, что это просто получилось.

— Нет, не просто, — наконец заговорил Симон свои басом, торопливо садясь на край сцены слева от Филиппа. — «Просто» такое никогда не получилось бы, если б не сила воли, не твое желание не пустить все на самотек и не сдаться рутине. Вот это сделать действительно просто. Это все умеют. Большинство профессионалов как раз таки и обращают все в обыденность, в серость, а то, что ты уже нам успел дать, нас обогатило.

У Филиппа кольнуло в сердце.

— Поверь, то, что мы сделали было важно, а то, что делаем — важно вдвойне. Если надо снять фильм — снимем, только, если честно, я не уверен, что у нас все получится качественно, по правилам. Это потребует больших вложений, и умений… и знаний… и вообще. Не уверен я в кино. А вот в спектакле я уверен. Мы сделаем. Мы склеим и эти две сцены, и поймем как собрать все остальное. Мы ведь, если захотим, сможем сделать все, что угодно.

— Ты ведь просто захотел сделать то, что другие не могли, и, в принципе, не видели как это можно было сделать. Ведь так? — спросила Я'эль.

— Ну так… — тихо ответил Филипп, разглядывая узоры на длинной юбке Агнессы, которая уже сидела справа от него.

— Ну а теперь — ты уж нас извини за дерзость — теперь уже мы хотим сделать Блудного Сына, и если ты нам не помогаешь, то хоть не мешай. Только с текстом подсоби, ладно? Очень уж он у тебя хорошо получается, — добавила она после короткой паузы.

Меньше, чем за полминуты вокруг Филиппа собралась группа самых близких ему людей. Они окружили его кольцом, не очень плотным, но достаточно ощутимым для того, чтобы он смог вдруг представить себя в надувной шлюпке, дрейфующей в открытом море, и эта шлюпка была единственным предметом на земле, который в эту минуту гарантировал ему жизнь и давал надежду на будущее. Кто-то тихо вздохнул, кто-то положил руку на его плечо.

«Кстати, а где же чувство стыда? Куда пропала его железная хватка?»

Филипп чувствовал на себе сочувствующие, теплые взгляды и на все сто был уверен, что это тепло исходило от их улыбок.

«Собраться. Говорить медленно. Дышать. Держаться.»

— А я… я еще вспомнил хозяина — забыл, как его звали — хозяина «Закусочной». Аарон, Я'эль и Саад знают, о чем я говорю. Мы все потом обязательно поедем туда еще раз. Очень хорошее место…

Аарон сжал своей ладонью его плечо, на котором она неподвижно лежала с минуту.

— Принц Датский… — тихо сказал Филипп, единственный, кто мог почувствовать это. Он улыбался от того что вдруг явно ощутил, как теплеет у него на душе. — Я помню, как отец мне сказал однажды: «Ты будешь счастливым, если в тот час, когда это будет необходимо, рядом с тобой будет тот, кто поможет тебе раскрыться и по достоинству оценить твой талант». Мы с ним время от времени говорили о всякого рода жизненных ситуациях, но я по своей юности и несознательности почти все пропускал мимо ушей. Но эта фраза застряла у меня где-то между правым и левым ухом. Видимо, отец вложил в нее все свое актерское мастерство и должным образом донес ее до меня. Так она там и пролежала три с лишним десятка лет, чтобы сегодня вдруг вот так взять и проявиться. «…Тот, кто поможет тебе раскрыться и по достоинству оценить твой талант». Вот кто был профессионалом! «Ты будешь счастливым, если…»

Такие сцены не всегда бывает легко закончить, и иногда на помощь приходят спасительные круги, руки помощи и соломинки разного рода. На этот раз это был Томми, внезапно чихнувший так громко, что Ленни, находившийся в непосредственной близости от источника этого взрыва, не сдержался и одарил его подзатыльником, сопроводив каким-то неудачным, но крепким ругательством, состоявшим из обрывков нескольких матерных слов, каждое из которых он, видимо, хотел произнести. Хохот, поднявшийся с края сцены, уже было не заглушить.

Каждый из участников этой молчаливой сцены с объятиями и улыбками чувствовал себя причастным к чему-то очень важному. И каждый, независимо от себя, ощущал свою важность. Никто из них не стал обмениваться своими мыслями и ощущениями. Да и нужно ли было им это?

Филипп объявил, что сегодня он уйдет раньше остальных и не появится еще с неделю, заверив, что на этот раз никому из них не стоит беспокоиться о его состоянии.

— Я в полном порядке, и сегодня я с полной ответственностью говорю вам: через неделю мы будем работать с полным текстом пьесы. По сути, он уже готов, мне лишь нужно время, чтобы выплеснуть его на бумагу.

Страх. Удивление. Гордость, граничащая со стыдом. Неизбежность риска. Разочарование. Снова стыд. Внезапное ощущение бесценности момента.

Иногда такая цепочка состояний может привести к Счастью.

Глава 17. «Садитесь поудобнее…»

— Мы сделаем это очень осторожно, — заговорил наконец Филипп, отвечая тем самым на многочисленные безмолвные вопросы, задаваемые его друзьями.

Они терпеливо ждали момент, когда он начнет знакомить их со своей историей: актеры, впервые увидевшие его четыре месяца назад — на сцене, старые друзья, знавшие его чуть ли не с детских лет — в зале. Все понимали, что сейчас они будут посвящены в ту историю, которая была распечатана в