Врата Смерти - Стивен Эриксон

«Ну сколько еще жизнь будет толкать нас в безумие? Если мы ухитрялись не соскользнуть в него, теперь нас туда швырнут вниз головой».

Что-то твердое и горячее сдавило ей плечо. Фелисина обернулась: то была невидимая рука Гебория. Внешне казалось, что тонкая ткань ее рубахи сдавливается сама собой и темнеет от пота. Но тяжесть давящей руки не была мнимой.

Геборий наклонился к ней.

— Рараку изменяет всех, кто вступает в ее пределы. Вот единственная истина, которую ты должна безоговорочно принять. Кем ты была — это осталось в прошлом. Теперь ты становишься другой.

Фелисина, как всегда, презрительно фыркнула, отчего улыбка Гебория стала еще шире.

— Дары Рараку суровы. Что правда, то правда, — участливо добавил старик.

Кульп разматывал оставшиеся у них веревки.

— Совсем истерлись, — хмуро произнес он.

— А ты держись покрепче — они и не порвутся.

— Безумие какое-то!

«Ты повторяешь мои слова, маг».

— Хочешь дождаться, пока из пещеры появится какой-нибудь странствующий или дивер?

Маг молча плюнул.

Тело Гебория чем-то было похоже на скрюченные корни дерева. Не доверяя угрожающе потрескивающим веревкам, Фелисина крепко цеплялась за старика. Столь же напряженно она следила и за его культями. Невидимые пальцы обшаривали каменную поверхность, безошибочно находя крепкие выступы. При этом ноги Гебория находились почти на весу. Невидимые ладони удерживали не только вес его самого, но и тяжесть тел Кульпа и Фелисины.

Утес купался в багрово-красных лучах заходящего солнца.

«Мы попали в громадный огненный котел, в пределы, где правят демоны. Отсюда не возвращаются. Рараку захватит и поглотит нас. Пески погребут все мечты о возмездии, все желания и надежды. А потом и мы сами утонем в песках Рараку».

Ветер то прибивал их к подножию утеса, то стремительно отрывал и силился бросить внутрь вихря Дриджны. Кульп что-то крикнул, но крик исчез в оглушительном реве ветра. Фелисина, как могла, боролась с ненасытным ветром, грозящим ее унести. Единственной ее опорой сейчас было правое плечо Гебория.

Все ее мышцы дрожали от напряжения. Суставы горели, словно раскаленные угли. Фелисина не знала, сколько еще продлится этот жуткий спуск. Веревки врезались ей в кожу.

«Боги позволили этот спуск, чтобы еще посмеяться над нами».

Меж тем Геборий неутомимо опускался вниз, выискивая новые опоры для своих невидимых рук.

Песчаная пыль царапала ей руки и локти.

«Как будто кошка лижет своим шершавым язычком».

Только «язычок» этот сдирал кожу. Вскоре то же ощутили ее бедра и ноги.

«Если мы доберемся до низа, от меня останутся только кости да окровавленные жилы. И еще — улыбка, как у мертвеца. Фелисина во всем своем великолепии предстает пред богиней Рараку!»

Ветер все-таки сорвал Гебория с утеса. И он, и двое его спутников упали на каменное ложе, усеянное острыми обломками. Они впились Фелисине в спину. Там, где песчаная завеса истончалась, проступали стенки утеса. Среди них мелькнула чья-то фигура. Или ей только показалось? Проверить было невозможно: утес опять заволокло.

Кульп с силой дернул за веревки. Фелисина кое-как встала на четвереньки.

«Ага, маг тоже что-то почувствовал!»

— Вставай на ноги! — крикнул ей маг. — Живее!

Кусая губы, Фелисина встала. Ветер тут же больно хлестанул ей по спине. Затем ее подхватили и обвили теплые руки.

— Жизнь, она такая, — сказал Геборий. — Держись крепче. Оставаться здесь было нельзя, и они побежали, пригибаясь от ветра. Фелисина двигалась почти вслепую. Мельчайшие песчинки больно задевали ей веки. От каждого удара ветра в спину перед глазами вспыхивали молнии.

«Клобук накрой весь этот мир! Весь, без остатка!»

Наступившая тишина была настолько внезапной, что вначале показалась обманом чувств. Кульп даже присвистнул.

Завеса пыли не исчезла, но теперь она висела неподвижно. Фелисина вспомнила слова Гебория про удивительный покой в самом сердце вихря Дриджны. К завесе с другой стороны приближалось нечто вроде повозки. В воздухе остро запахло ароматом лимона. Фелисине вдруг захотелось броситься прочь, но невидимая рука Гебория удержала ее.

То была не повозка, а паланкин, который несли четверо белокожих носильщиков, одетых в лохмотья. Внутри, под ярким навесом, восседал неимоверно толстый человек. Он был одет в дорогие шелка. Фелисину удивило, в каком противоречии находились цвета его одежд. На потном мясистом лице блестели щелочки глаз. Человек слегка взмахнул пухлой рукой, и носильщики остановились.

— Знайте, путники: эти места опасны. Дабы избегнуть опасностей, я приглашаю вас присоединиться ко мне. Пустыня кишит ужасными тварями, которых лучше даже не видеть. Но мой паланкин окружен хитроумной и мощной магической защитой. Я вложил в него целое состояние, поскольку превыше всего ценю безопасность передвижения. Вы проголодались? Вас мучит жажда? Бедное дитя, я не могу без содрогания смотреть на твою израненную нежную кожу. К счастью, у меня есть целительные мази, и они вернут тебе юношескую свежесть. Скажи, путник: она — твоя рабыня? — спросил незнакомец, обращаясь к Кулыту. — Я готов выкупить ее у тебя.

— Я — не рабыня, — хмуро ответила Фелисина, мысленно прибавив: «И больше я не продаюсь».

— Вокруг так остро пахнет лимоном, что даже мои слепые глаза слезятся, — шепнул магу Геборий. — Незнакомец жаден, но не злонамерен.

— Я тоже не ощущаю в нем дурных намерений, — ответил Кульп. — Только вот его носильщики… Они — из неумерших и выглядят как-то странно. Будто дракон пожевал их и выплюнул.

— Вижу вашу осторожность и только приветствую ее. Нигде и никогда осторожность не бывает излишней. Да, мои носильщики знавали лучшие дни. Но смею вас уверить: они совершенно безобидны.

— А как тебе удается противостоять натиску вихря Дриджны? — спросил у него Кульп.

— Зачем же ему противостоять, добрый господин? Я — один из смиренных приверженцев пустынной богини. Богиня дарует мне беспрепятственный проход через ее пределы, за что я не устаю делать ей щедрые подношения. Я — всего-навсего странствующий торговец и торгую редкостными вещицами, наделенными магическими свойствами. Сейчас я возвращаюсь в Пан-потсун после выгодного путешествия в лагерь Шаик.

Толстяк улыбнулся.

— Вы, как вижу, — малазанцы и, скорее всего, враги нашего великого дела. Но мне чужда жестокая месть. Скажу больше: я рад встрече с вами. Эти слуги так увязли в трясине собственных смертей, что я вынужден постоянно выслушивать их жалобы и сетования.

Он опять махнул рукой, и носильщики осторожно опустили паланкин. Двое сразу же открыли ларец, находившийся позади роскошного кресла толстяка, и принялись извлекать все необходимое для привала. Ни ловкостью, ни проворством они не отличались. Двое других помогли своему господину выбраться из паланкина.