Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс

Командир американского батальона подполковник Джек Тоффи, герой Итальянской кампании, вслух размышлял о том, как укрепить в своих людях инстинкты убийц, разжечь тигриную жажду крови, без чего не выигрываются сражения: «Наши парни не профессионалы, нужны приучить их радоваться убийствам»27. К ноябрю более половины солдат, с которыми Тоффи высаживался на берег, выбыло из строя. Другой американец, описывая сражения в Италии, приводит такое сравнение: «Как будто карабкаешься по лестнице, а твой враг все время бьет тебя по рукам»28. Баталист Джордж Биддль писал: «Лучше бы на родине представляли себе этих мальчиков не кем-то вроде знаменитых футболистов, а шахтерами, которые погребены под завалом, пожарниками, которых огонь отрезал на десятом этаже… Озябшие, голодные, тоскующие по дому, напуганные мальчики»29.

К 1 декабря 17 союзных дивизий участвовали в сражениях против 13 немецких. Авиация армии вторжения явно доминировала в воздухе, однако зимой от нее было мало пользы в операциях против засевшего в горах врага. В четырех битвах при Монте-Кассино в 80 км к югу от Рима, в период с января по май 1944 г., бомбардировками был разрушен один из величайших средневековых монастырей, а продвижению союзников это отнюдь не способствовало. Союзные армии, состоявшие теперь из удивительного конгломерата английских, американских, французских, новозеландских, польских, канадских и индийских частей, проявляли и отвагу, и упорство в обстоятельствах, напоминающих ситуацию на Восточном фронте и во Фландрии в пору Первой мировой войны, однако пользы от их самоотверженности было немного. Слабое руководство, плохая координация действий, притом что немцы отличались гораздо большим опытом, а ландшафт был неудобопроходимым, приводили к срыву одной атаки за другой. Французский генерал Альфонс Жюэн оказался единственным в войске союзников командующим, чья репутация благодаря этой горной кампании укрепилась: этот маршал вишистской Франции добровольно отказался от высшего звания, чтобы сражаться в Италии. Жюэн, конечно, мог бы руководить операциями гораздо успешнее, чем Александер и Кларк.

Прекрасно работала американская полевая скорая помощь, ежедневно и ежечасно вывозившая под огнем раненых. Одного водителя сбросило вместе с машиной в канаву взрывной волной, он выбрался из искореженного автомобиля и пошел дальше пешком, «вытащил под шквальным огнем одного за другим четырех индийцев… День и ночь, если приходилось, то непрерывно, эти американские мальчики делали свое дело. На них можно было положиться: они не отступали в самых трудных обстоятельствах»30. Гуркхские стрелки возглавили одну из атак на Кассино. «Передовые взводы угодили в смертельную ловушку. Кустарник оказался терновыми зарослями, внутри прятались противопехотные мины, а на подступах – «усики» мин-ловушек. За этим непреодолимым барьером притаились немцы, пулеметные гнезда понатыканы едва ли в пятидесяти метрах друг от друга, а между ними – доты, где пряталась автоматчики и метатели гранат. Словно с ночного неба обрушился ливень гранат… Передовые взводы кинулись искать убежища в кустарнике, и почти всех разнесло на куски. Полковник Шоэур был ранен пулей в живот. Две трети нападавших выкосило за пять минут, но уцелевшие все еще пробивались вперед. Иных солдат находили потом, запутавшихся ногами сразу в четыре троса от мин-ловушек. Наик Бирбахадур Тапа, получивший уже множество ранений, все же смог проскочить сквозь терновник и удержаться на другой стороне… Санитар Шербадур Тапа 16 раз пересек эту смертельно опасную полосу, пока не погиб. Горсточка выживших продолжала драться, пока не получила приказ отходить. Пали семеро офицеров-англичан, четверо офицеров-гуркхов и 138 солдат»31. Всего за шесть недель Четвертая индийская дивизия потеряла более 4000 человек из личного состава. Командиры этого подразделения признавали, что восстановиться до прежней боеспособности ему уже не удастся.

Но и по ту сторону холма причин для веселья не находили. «Думаю, в будущем об этих сражениях станут много рассуждать, – писал сержант Франко Бузатти, член фашистского отряда, который продолжал воевать бок о бок с немцами, – и мне любопытно, как завтра будут отвечать на сегодняшние вопросы»32. Отступая вместе с армией Кессельринга, он с огорчением отмечал контраст между неискоренимым бедламом в итальянских частях и немецкой дисциплиной, сохранявшейся и в пору поражений. «Войну выиграют немцы или англичане с американцами, – отрешенно записывал он. – Итальянцев можно в расчет не брать». Как многие его соотечественники, Бузатти в итоге понял, что ни той, ни другой стороне ничем не обязан, дезертировал и укрылся до конца войны у родственников в Читта де Кастелло.

Но союзников железная необходимость понуждала возобновить атаку. Капитан Генри Уаскоу, двадцатипятилетний уроженец Техаса, повел свой поредевший отряд в ночную атаку на одно из бесчисленных горных укреплений немцев – безымянную высоту 730. Лунная ночь 14 декабря 1943 г. «Обидно будет погибнуть и примерзнуть к этой горке»33, – буркнул он своему рассыльному. Вдруг захотелось хрустящего тоста. «Вернемся в Штаты, заведу себе такой тостер, куда суешь хлеб, а он сам выскакивает отлично прожаренный». Через несколько секунд немцы обнаружили противника, и капитан был смертельно ранен осколком. Уаскоу написал перед боем письмо родным, такие послания оставляли многие молодые люди: «Я бы хотел жить, но раз такова воля Божья, не печальтесь чересчур, дорогие мои, ибо жизнь в ином мире, должно быть, прекрасна, и я всегда жил с этой верой. Я сделаю то, что в моих силах, чтобы этот мир стал лучше. Когда над всем миром вновь зажжется свет, пусть свободные люди будут вновь веселы и счастливы. Если я подвел своих людей – молю Бога, чтобы этого не случилось! – то не из-за недостатка усердия»34. Лишь потому, что многие молодые люди из разных стран разделяли упорное желание Уаскоу «поступать правильно» – хотя у обеих сторон конфликта было свое видение «правильного», – война продолжалась вопреки жертвам и поражениям.

Больше всех от этой кампании пострадало население Италии. Если бы Бенито Муссолини не отказался в 1940 г. от нейтралитета, он бы, возможно, еще много лет оставался диктатором, подобно генералу Франко: тот учинил намного больше массовых расправ и убийств, чем дуче, однако его в итоге приняли даже в НАТО. И вряд ли Гитлер надумал бы оккупировать Италию только из-за этого: у страны не было ничего, представляющего интерес для нацистской Германии, за исключением пейзажей. Но в итоге с 1943 по 1945 г. Италия несла катастрофические последствия своего выбора. Задолго до капитуляции Бадольо его соотечественники стали воспринимать себя не как сражающуюся сторону, а как беспомощных заложников Гитлера. Айрис Ориго записывала в дневнике: «Необходимо понимать, насколько распространено среди итальянцев убеждение, что война – бедствие, навязанное им немцами, а отнюдь не собственной волей народа, то есть они за это не несут ответственности»35. Пусть это убеждение покажется наивным, однако его и в самом деле придерживалось большинство населения.

Свержение Муссолини отнюдь не остановило кровопролития, не дало Италии возможность мирно принять союзников, напротив: страну разоряли непрекращающиеся сражения обеих противоборствующих армий. 13 октября новое правительство объявило войну Германии. Мнение значительной части итальянцев о скоропалительной перемене курса и о немцах прекрасно сформулировано в письме одного из них, отправленном через два дня после этого события: «Я не стал бы сражаться на их стороне, но не буду воевать и против, как бы они ни были омерзительны, ведь тем самым мы совершили предательство»36. Ориго отмечает: «Итальянцы в целом массово tira a campare, иными словами, нехотя тащатся, куда поведут». Эмануэль Артом, член группы Сопротивления туринских евреев-интеллектуалов, писал: «Половина Италии принадлежит немцам, половина англичанам, итальянской Италии больше нет. Одни сняли мундиры и прячутся от немцев, другие думают, как прокормиться, а есть и такие, для кого настал момент выбора и кто опять рвется воевать – уже против нового врага»37. Самого Артома в следующем году схватили и после пыток казнили.