Нечистая, неведомая и крестная сила. Крылатые слова - Сергей Васильевич Максимов

Рука согрешит – голова в ответе.

Пословица

Взятая в буквальном смысле, всем известная и повсюду распространенная пословица может показаться ненужной, лишней пустословкой, вызывая прямой и короткий ответ: конечно так, само собой разумеется. В самом же деле пословица заключает в себе глубокий смысл и есть не что иное, как юридический термин, от старины до наших дней не утративший своего значения. В старину пóслухи, или свидетели, при поголовном безграмотстве, ручаясь в данном показании, подавали полуграмотному дьяку правую руку и тем как бы давали собственноручную или, вернее и по-старинному, заручную подпись.

Во многих случаях требовалось даже наложение самой руки или обеих вместе на бумагу свитка поручной записи – прием, объясняемый словом позднейшего сочинения – рукоприкладства, или (короче и проще по-русски) подписи, вместо составленного на немецкий лад. В некоторых случаях она заключалась в том, что пóслухам, или видокам, обмазывали правую ладонь черной краской и делали оттиск на свитках в столбцах, называемых поставами (гербовую бумагу начали употреблять с 1699 года). Во всяком случае, человек ручался за данное показание на суде, становился порукой за другого человека. Все равно, ограничивался ли он одним лишь голословным показанием, или целовал евангелие, крест, сырую землю, или скреплял все клятвы подписью на бумажном листе. Отсюда и держать чью руку значит: стоять за того, быть на его стороне при выборах и клятвенных ручательствах, и играть в одну руку – действовать во всем заодно. В старину порукой назывался и тот человек, который брал подсудимого себе на руки, ручался ответом за него. Порукой считалась и целая семья купцов, остававшаяся как бы в закладе дома на родине, когда (по Котошихину) торговые люди ездили в чужие земли, чтобы им в иных государствах не остатися. Со времен той же старины поручным называется всякий задаток, особенно деньги, взятые или данные при битье по голым рукам или по рукавице, при условиях всякого рода: наймах, продажах, куплях, обменах. Точно так же до сих пор отцы жениха и невесты покрывают полами кафтанов руки и ударяют ими в знак окончательного согласия на брак, то есть одновременно этим способом подписывают брачный контракт и свидетельствуют его у нотариуса. То же самое делают барышники при продаже лошадей, хлопая в иных случаях неуладицы по несколько раз до последнего, когда бьют по рукавицам, прихватив на этот раз руками повод продажного коня, и т. д. До сих пор на общинных сходах при составлении мирских приговоров верители подают грамотеям руки, что и зовут отбирать руки и проч. Так велико значение этой верхней конечности человеческого тела в жизни и обычаях русских людей. В то же время столь разнообразны в живой речи применения в иносказательном смысле этого существительного имени женского рода!

Ленивый человек, привыкший ничего не делать и сидеть праздно, поджал руки; у таковых, конечно, по этой причине и всякое дело валится из рук. Иной городской извозчик или почтовый ямщик сумеет запрячь лошадь под руку, то есть на пристяжку, да в езде часто не знает своей руки, то есть не знает правила держаться парадной, то есть узаконенной у нас в России правой, стороны при направлении в езде (в Англии и в Японии парадная сторона – левая). Иные бестолковые или тупые люди руки не знают, то есть не разбирают права или лева, как прежние рекруты, приведенные из глухих мест и требовавшие на ученьях привязки к одной ноге сена, к другой соломы, чтобы уметь разбирать очередь той или другой ноги при маршировке. Человек, от постоянно преследующих его неудач пришедший в отчаяние, растерявшийся до того, что не знает, как поступать дальше и что ему делать, опустил руки. Драчливый и вздорливый человек, посягая на смирного, поднимает руку; нападая на податливого, прибирает его к рукам и, на худший конец, налагает руку, то есть порабощает и притесняет. Воры, у которых руки с ящичком, действуя с товарищами, играют с ними в одну руку, и если поживились случайно или нажились окончательно – они нагрели руки. Бывают руки тяжелые, легкие, длинные, как бывают толстые шеи и медные лбы и т. п. Вообще, применений всякого рода так много, что их можно назвать почти бесконечными.

Притянуть к Исусу

В 1732 году тайная розыскных дел канцелярия из Москвы переведена была в Петербург, и хотя Петр Третий уничтожил ее, но Екатерина поспешила восстановить. При Екатерине разыскивание правды, как известно, поручено было знаменитому Степану Ивановичу Шешковскому, тайному советнику, получившему особую известность в 80-х годах прошлого столетия, когда он сделался главным распорядителем в делах тайной экспедиции. По сыскной части он был виртуоз еще в молодых летах и на первых шагах в служебной карьере, но, когда стал заведовать политическими розысками, пользуясь полной доверенностью императрицы, он сделался грозою всех по причине грубого и неумолимого личного характера. Шешковский наводил ужас одним своим именем: Радищев, написавший известное сочинение «Путешествие из Петербурга в Москву», упал в обморок, когда услыхал, что дело его поручено Шешковскому. При встречах с последним Потемкин приветствовал его всегда одним и тем же вопросом:

– Каково кнутобойничаешь, Степан Иванович?

– Помаленьку, ваша светлость, потихоньку! – обычно, потирая руки, отвечал он, и подобострастно кланялась при этом его небольшая мозглявая фигурка, одетая в серый сюртучок, скромно застегнутый на все пуговицы.

Принимая, по свидетельству поэта Г. Р. Державина, важный, грозный и таинственный тон, с заложенными в карманы руками, он не чинился ни с кем, кто попал в его лапы, не различая знатных дам и ростовского архиерея Арсения Мациевича от Емельяна Пугачева и от всех прочих, обвиняемых во враках, как привычно выражались в то время. Шешковский пускал в ход и розги, и кнут, и свою толстую палку. Смотрел он спокойно и бесстрастно, считая удары и наслаждаясь, когда работали его палачи, но иногда увлекался до того, что вскакивал с места, выхватывал кнут и бил им сам. Допрос с вынуждением признания он начинал не иначе как внезапно ударяя своей толстой камышевкой под самый подбородок заподозренных лиц с такой силой, что трещали и выскакивали зубы. Затем следовали всевозможные истязания, включительно до того стула, на который сажал свою жертву самородный отечественный инквизитор и патентованный палач. Стул этот особым механизмом опускался под пол, где скрыты были готовые секуторы, с орудиями пыток. Допросчик был холоден и неумолим – по характеру, звероподобен – по воспитанию; но при этом старался казаться богобоязненным человеком: усердно посещал церкви и каждую обедню вынимал три заздравные просфоры. По преданию, та