Ленин - Дмитрий Антонович Волкогонов

бесконечными закупками, использованием госрезерва. Например, в 1975 году (в своем роде печальный рекорд) заготовили 50,2 млн тонн зерна, а фактический расход оказался 89,4 млн тонн – на 39,2 млн тонн больше, чем получили на отечественных полях[38]. Брежнев прочел справку, похожую на исторический приговор колхозной большевистской системе, и просто расписался. Он то ли не понял существа документа, или просто привык к подобным провалам.

Страна привыкла покупать хлеб, благо было на что: нефть, газ, лес, руда, металлы, промышленные товары, золото. Коммунистическое общество грабило своих потомков.

Сталин (в последний год правления) добился наивысшего показателя по запасам золота потому, что не тратил благородный металл на зерно. Сталин, наверное, согласился бы, чтобы половина его соотечественников вымерла, но на поклон к «капиталистам» идти и не подумал бы. К тому же в 1953 году ГУЛАГ был многомиллионным. Колымский край изрыгал не только золото, но и без устали перемалывал человеческие судьбы. Вот уж где воистину на каждой унции золота следы крови и страданий.

На протяжении десятилетий страна проедала фантастические по объему запасы, которыми ее наделила природа, история, мученический труд людей. Не случайно, что все цифры, которые я привел в начале этого раздела, были глубоко спрятаны за грифами самых главных секретов государства. Ведь фактически они, повторюсь еще, – приговор Системе, приговор «ленинскому кооперативному плану».

Когда Ленин 26 октября (8 ноября) 1917 года делал доклад о земле и соответствующем декрете на II Всероссийском съезде Советов, то всенародно заявил, что вопрос о земле, во всем его объеме, «может быть разрешен только всенародным Учредительным собранием». Ленин был вынужден заявить, что «для руководства по осуществлению великих земельных преобразований, впредь до окончательного их решения Учредительным собранием, должен повсюду служить следующий крестьянский наказ, составленный на основании 242 местных крестьянских наказов…»[39].

Далее Ленин стал старательно перечислять все восемь пунктов этого наказа: право частной собственности на землю отменяется, она становится всенародным достоянием и распределяется местным и центральным самоуправлением. Земельный фонд подвергается периодическим переделам в зависимости от прироста населения…

Пока Ленин читал пространный наказ, из зала то и дело слышались неодобрительные выкрики. Докладчик споткнулся, но среагировал на них:

– Здесь раздаются голоса, что сам декрет и наказ составлен социалистами‐революционерами. Пусть так. Не все ли равно, кем он составлен, но, как демократическое правительство, мы не можем обойти постановление народных низов…[40]

Ленин едва скрывал свое недовольство, что эсеровская программа, будучи социалистической по существу, обходит вопрос о диктатуре пролетариата и решает вопрос о земле в рамках традиционной крестьянской общины. Для эсеров государство в этом вопросе лишь вспомогательный элемент. О своем видении проблемы Ленин во весь голос скажет на III Всероссийском съезде. Здесь он, правда, будет вынужден заявить, что союз большевиков с левыми эсерами «создан на прочной базе и крепнет не по дням, а по часам»[41]. Но тут же заявит, что крестьяне должны твердо знать: «Нет другого пути к социализму, кроме диктатуры пролетариата и беспощадного подавления господства эксплуататоров»[42]. Только диктатура и только пролетариата… Фактически крестьянство, освободившись от одного хомута, должно быть готово надеть другой – пролетарский, точнее, большевистский.

Именно этот пункт применительно к крестьянству заведет в конце концов большевиков в исторический тупик. В одной из последних своих работ «О кооперации»[43] Ленин изложил концепцию приобщения крестьянства к социализму. Есть в статье немало верных мыслей и предложений. Например, о том, что нэп является формой соединения частного и общего интереса, о том, что кооперация сельского хозяйства – дело постепенное и рассчитано на одно‐два десятилетия, о необходимости «культурного переворота» и другие положения. Но все они полностью девальвируются старыми якобинскими мотивами: «обеспечение руководства… пролетариатом по отношению к крестьянству», «собственность на средства производства в руках государства» и т. д. По сути, от здравых рассуждений Ленина не остается и следа, когда он пишет, что есть нечто пошлое и фантастическое в мечтаниях о том, «как простым кооперированием населения можно превратить классовых врагов в классовых сотрудников и классовую войну в классовый мир (так называемый гражданский мир)».

Любые благие пожелания, помыслы, стремления революционеров рушатся, как только большевики затягивают свою любимую боевую песнь о классовой борьбе, диктатуре пролетариата, насилии в деревне. Сразу же не остается в жизни места политической и экономической свободе, добровольности, вековым традициям иной, небольшевистской общинности. В наиболее полной форме и виде свое отношение к крестьянскому вопросу Ленин проявил в годы Гражданской войны. По сути, это была политика последовательного стравливания крестьян, разжигания гражданской войны в деревне. Даже трудное, порой отчаянное положение с продовольствием в стране не может оправдать ленинской жестокости по отношению к самой производительной части крестьянства. Слово «кулак» у Ленина всегда соседствует с кипящей ненавистью. А ведь не продай он семейного имения в Алапаевке, он бы сам попадал под раскулачивание по первому разряду…

В мае 1918 года Ленин пишет основные положения декрета о продовольственной диктатуре. Вождь требует, чтобы в декрет вошли идеи о «беспощадной и террористической борьбе и войне против крестьянской и иной буржуазии, удерживающей у себя излишки хлеба». Председатель Совнаркома настаивает, чтобы «точнее определить, что владельцы хлеба, имеющие излишки хлеба и не вывозящие их на станции и в места сбора и ссыпки, объявляются врагами народа и подвергаются заключению в тюрьме на срок не ниже 10 лет, конфискации всего имущества и изгнанию навсегда из его общины»[44].

Все, что пишет в это время Ленин о крестьянстве, проникнуто откровенным озлоблением, открытой ненавистью к тем, кого он именует кулаками. «Сытая и обеспеченная, скопившая в своих кубышках огромные суммы денег, вырученных от государства за годы войны, – пишет Ленин в «Декрете о продовольственной диктатуре», – крестьянская буржуазия остается упорно глухой и безучастной к стонам голодающих рабочих и крестьянской бедноты…» Ленин категорически требует: «Этому упорству жадных (крестьянских хищников) деревенских кулаков и богатеев должен быть положен конец…»[45]

Я не случайно взял ленинское выражение «крестьянские хищники» в название раздела. Оно поразительно точно характеризует отношение Ленина к самой производительной, трудовой, хозяйственной, работящей части населения села. Казалось бы, сохранив ее, эту зажиточную часть, нужно постараться поддержать бедноту и поднять ее до уровня благополучной деревенской прослойки. Поднять экономической, финансовой, налоговой, иной помощью. Зачем равняться на бедность и нищету? А не наоборот? Но тогда сразу рушится ленинская схема о «диктатуре пролетариата» и «классовой борьбе»! Ведь именно об этом говорил Ленин на III Всероссийском съезде Советов: «Представлять себе социализм так, что нам господа социалисты преподнесут его на тарелочке, в готовеньком платьице, нельзя, этого не будет. Ни один еще вопрос классовой борьбы не решался в истории иначе как насилием. Насилие, когда оно происходит со стороны