Гражданская война и интервенция в России - Василий Васильевич Галин

class="p1">Жертвами гражданской воны в России, начало которой положил Чехословацкий корпус, стали миллионы людей. Три года гражданской войны полностью разорили и радикализовали страну, уже до этого опустошенную тремя годами мировой войны, что отложило свой отпечаток на всю последующую историю России. Что касается самих чехословаков, то 28 октября 1918 г. они, при активной поддержке своих союзников по интервенции в Сибири, получили государственную независимость. Заслужили…

Легкий успех будоражил умы чехословацких стратегов. М. Штефаник, начальник над всеми чехословацкими войсками, сидя в Париже, считал, что «наше русское войско, при его умелом использовании на востоке, достигнет ко времени окончательной победы (над Германией) прямо через Южную Россию нашей границы»[2978]. Б. Павлу на омском съезде представителей корпуса (июль 1918 г.) заявлял: «Мы вполне уверены, что от Урала и Волги фронт переместится на запад, через Москву…»[2979]. Идея похода корпуса на запад через юг России, подтверждает Бенеш, к концу августа сложилась в целую концепцию и опьянила многих[2980].

В преддверии похода чехословацкий корпус занялся пополнением своих рядов, мобилизуя соотечественников из лагерей военнопленных. Ослушников предупреждали: «Неисполнение этого постановления карается чехословацким полевым судом». Кроме того, не подчинившиеся лишались гражданских прав, а их семьи подвергались различной дискриминации на родине[2981]. Угроза подействовала: численность корпуса была доведена до 60 тыс. человек[2982]. Кроме того, командование корпуса взяло в свои руки формирование частей из поляков, югославов, румын, итальянцев и западных украинцев. В феврале 1919 г. число мобилизованных из этих национальностей достигло почти 14 тыс. человек[2983].

В «освобожденных» же чехословаками городах, тем временем возникали местные «демократические» правительства. Всего, по словам Мельгунова «жизнь сотворила к августу на территории России 19 автономных правительств… На так называемом Восточном фронте, конечно, только Самарское (КОМУЧ) и Сибирское правительства представляли собой конкурирующие силы, которые так или иначе могли претендовать на всероссийское значение»[2984].

Комуч

Комуч пришел к власти на штыках чехословаков.

А. Деникин[2985]

Главную роль, в победе над большевиками, лидеры вновь образовавшихся правительств приписывали деятельности своих партий: «еще никакой Самары не было, а гражданская война уже гуляла в степях Заволжья», — указывал эсер Нестеров, имея в виду борьбу уральских казаков против советов и крестьянские восстания в Николаевском и Новоузенском уездах. Общее восстание «должно было произойти осенью», лишь «выступление чехословацких «легий»… нарушило естественный ход событий»[2986].

«Народные массы, — по словам видного участника движения эсера Лебедева, — смотрели с надеждой на единственную большую партию соц. — рев., единственно могущую в это время поднять знамя борьбы против большевизма. Все ждали в этот момент, что эсеры выступят против новых самодержцев… Советская Россия в этот момент уже представляла собой насыщенный раствор, готовый для кристаллизации, и не хватало только сильного толчка, чтобы этот процесс начался…»[2987].

Самара вообще была взята «офицерскими и крестьянскими боевыми дружинами», утверждал мемуарист Николаев, еще до прихода чехов[2988]. «Участники самарского бедствия, — с сарказмом замечал по поводу подобных заявлений С. Мельгунов, — естественно, склонны преувеличивать и свою роль, и свою инициативу»[2989].

На деле, признавал один из основателей Комитета членов Учредительного собрания (КОМУЧа) эсер П. Климушкин, к лету 1918 г. положение подполья в Самаре было безнадежным: «Уже в то время можно было вызвать гражданскую войну, мы понимали, что это кончилось бы печально, ибо реальных сил для поддержки движения со стороны населения и рабочих не было. Нельзя было надеяться и на самих солдат… Мы видели, что если в ближайшее время не будет толчка извне, то на переворот надеяться нельзя»[2990].

Самостоятельное выступление Белого движения обречено, подтверждал в своем отчете командированный из Добровольческой армии в Сибирь ген. В. Флуг: «Даже при наилучших условиях, офицерские организации в большинстве крупных центров не могли рассчитывать удержать захваченную власть долее 1–2 недель, после чего неминуемо должна была наступить реакция». «Но существовала какая-то слепая вера, что вопрос об интервенции союзников решен в положительном смысле, что начнется она около 1 июля»[2991].

Подготовка к мятежу началась 3 мая, когда в Новониколаевске был созван съезд нелегальных военных организаций[2992]. Свою роль в установлении контактов чехословаков с офицерскими организациями, по словам историка Волкова, сыграли русские офицеры «остававшиеся в штабах и на командных должностях чехословацких войск», «начиная с того, что командовал им русский генерал-майор В. Шокоров, а начальником штаба генерал-лейтенант М. Дитерихс»[2993].

14 мая в Челябинске состоялось совещание представителей чехословацкого командования — Гайды и Кадлеца, с центральным штабом сибирских боевых дружин и военным отделом самарского Комитета членов Учредительного Собрания. «На этом совещании был выработан план будущего выступления»[2994]. В середине мая к эсерам и кадетам в конспиративном порядке обратился французский консул Жано с предупреждением, что надо быть готовыми к свержению советский власти[2995]. Выступление намечалось на конец мая[2996].

Вопрос о «приглашении интервентов» был решен в Москве, на 8-ом Совете партии эсеров, между 20–27 мая. В резолюции съезда указывалось, что «не только допустимо, но и желательно, чтобы на русскую территорию были перенесены… вооруженные союзные силы, с целью помочь России освободиться от германского ига…»[2997]. (Официально это «приглашение» прозвучит 3 августа, в обращении КОМУЧа к правительствам союзных держав[2998].) Иностранная помощь призывалась только для войны с Германией. «Но русские народные массы продолжения этой войны не хотели, — комментировал эсеровскую резолюцию ген. Головин, — а, следовательно, выступление иностранной военной силы, даже ограниченное рамками «внешней войны», являлось вооруженной интервенцией в дела России»[2999].

Выступление эсеров произошло только после того, как чехословаки, по выражению члена чехословацкого Военного Совета С. Чечека, «как граблями сено», взяли Самару, большевики сдали ее почти без боя[3000]. Меньшевик Майский и эсер Климушкин практически одними словами описали дальнейшие события: группа членов Учредительного собрания — «единственного законного представителя русского народа», «в чешском автомобиле и под чешской охраной была доставлена в здание городской Думы и здесь объявила себя Правительством»[3001]. «Горожане, — вспоминал Климушкин, — считали нас, чуть ли не безумцами… Реальная поддержка была ничтожна…»[3002]. «Поддержка была только от крестьян, небольшой кучки интеллигенции, офицерства и чиновничества, — подтверждал другой член правительства Брушвит, — все остальные стояли в стороне»[3003].

Комитет членов Учредительного собрания составили представители партии эсеров, получившей 40 % голосов на выборах в Учредительное собрание (по Самарскому округу –53 %[3004]). «Переворот, совершенный нами благодаря подходу к Самаре доблестных чехословацких отрядов, совершен…, — провозглашал Комитет в день захвата Самары, — во имя принципа