Индиговый ученик. Книга 2 - Вера Петрук

Беркут с друзьями принялись сбивать с него пламя, но от них было больше суеты, чем помощи. Справившись с пожаром на собственном теле, Регарди поморщился от боли, но быстро взял себя в руки. «Даже когда у человека сломан нос, все в порядке, если он может им дышать», – так говорил иман, когда Арлинг получал ранения на тренировках. Так же следовало относиться и к ожогам, оставшимся на груди и руках после огненного плевка твари. Он мог двигаться, а значит, был в порядке.

Из болтовни друзей, пусть и придуманной им самим, Регарди предположил, что летающий враг мог быть уязвим в голову. Тварь по-прежнему летала высоко, недоступная бегающим внизу людям. Единственная пришедшая на ум мысль была неоригинальной, бредовой и рискованной. Однако носиться по арене на потеху серкетам ему тоже не хотелось.

– Твоя задача – добиться успеха, – прошептал на ухо Беркут. – Добиться успеха – и ускользнуть, чтобы снова добиться успеха, и снова ускользнуть…

Да, он помнил эти слова. Каждый ученик школы имана повторял их перед экзаменами. Такова была примета на удачу, и сейчас, осторожно приближаясь к умирающему от ожогов воину, Арлинг повторял их, словно молитву.

Тем временем, котел догнал еще одного воина и, зажав его в угол, тяжело навалился на жертву. Оказалось, садизм был присущ не только людям. К своей чести, человек умирал молча, хотя запах паленого мяса, расползавшийся по арене, был тошнотворен.

При виде участи кучеяра, последний воин, недолго думая, бросился бежать – прямо к Арлингу, который старался воплотить свою бредовую мысль в жизнь. Достигнув умирающего от ожогов воина, Регарди свернул ему шею и, отыскав палку, которой тот атаковал котел, стал приматывать к ней нож, отобранный у Маски Льва.

Как назло, веревка, найденная у мертвого хозяина палки, скользила и путалась между пальцев. Времени не хватало, потому что «дракон» закончил убивать жертву и грузно поднялся в воздух. Гадать, куда он направлялся, не приходилось. Оставшиеся в живых люди – Арлинг и другой воин – удобно находились поблизости друг от друга. Одного огненного плевка с неба хватит, чтобы их прикончить.

– Делай, что задумал, мы ее отвлечем, – крикнул Беркут и, махнув Сахару с Олом, бросился твари наперерез. Он всегда читал его мысли. Искренне надеясь, что котел не сумеет причинить вред миражу, Арлинг затянул веревку и грозно поднял самодельное копье в воздух. Не бог весть какое оружие, но он собирался им драться. Победа заключается в том, что ты, сцепив зубы, идешь вперед. Он не помнил, где слышал эти слова, но они были ему по душе.

Между тем, Беркут сдержал слово и действительно задержал «дракона». Несмотря на то что кучеяр был плодом воображения Арлинга, тварь каким-то образом его заметила, и, изменив направление полета, бросилась в погоню. Этого оказалось достаточно. Воспользовавшись прикрытием, Регарди отбежал в сторону и стал выжидать удобный момент.

– Давай! – наконец, крикнул он Шолоху. – Гони его сюда!

Беркут среагировал мгновенно и, проскользнув под брюхом твари, ринулся навстречу Арлингу, увлекая за собой фыркающий пламенем котел. Регарди искренне порадовался, что ничего этого не видел. Ему было достаточно знать, что второго шанса у него не будет.

«Твои движения естественны, а ум спокоен», – уговаривал он себя, пытаясь не дать страху вырваться из груди. Ты стоишь прочно, как скала. А когда начнешь двигаться, твое тело будет легким и непринужденным, словно катящееся колесо. Оно будет подобно горной реке, которая затушит огонь.

Арлинг вздохнул и поднял копье. Котел забулькал, готовясь выплюнуть на него порцию пламени, тем самым, облегчив Регарди задачу по поиску его головы или того места, которое было вместо нее.

– Не думай о броске, – прошептал ему Сахар. – У тебя вообще не должно быть мыслей. Ты пуст, как ракушка.

– Пуст, как ракушка, – повторил Арлинг и метнул копье туда, где, рождаясь, клокотало пламя.

Он разминулся с огненной струей буквально на секунды. Она с шипением ударила в песок, превратив его в раскаленную лужу, в которую через мгновение врезался упавший с неба котел. Дернувшись, он взметнул крыльями, но на них налипла лава, превратив их в неуклюжие камни. Какое-то время тварь еще дергалась, пытаясь встать, но либо падение было неудачным, либо копье действительно проткнуло ей голову, однако через пару минут котел затих, издав звук, похожий на предсмертный хрип. Осторожно приближаясь к врагу, Регарди очень на это надеялся.

Подойти не удалось из-за жара, грозившего расплавить все в округе. Швырнув в тварь камень и не получив ответа, Арлинг решил, что так сильно ему не везло уже очень давно. И едва не поплатился за рассеянность.

Последний воин, о котором он беспечно забыл, возник за спиной, едва не отправив его вслед за тварью. Регарди успел уклониться в последнюю секунду, и удар, направленный в шею, пришелся в пустоту. Уйдя от противника перекатом, Арлинг почувствовал, как злость клокочет в горле, вырываясь наружу волнами ярости. Он обрушил их на кучеяра, проломив ему грудную клетку и едва не оглохнув от собственного крика. Поняв, что бьет уже мертвое тело, Регарди замолчал. Как раз вовремя, чтобы услышать долгожданный звук. Серкеты открывали ворота.

Время, проведенное в подземной комнате, он не помнил. Мир обрел смысл и значение, когда вместо залитой светом площадки его встретила котловина, до краев наполненная водой. Арена превратилась в озеро, и только одному Нехебкаю было известно, где серкеты взяли столько воды посреди пустыни.

Однако если огонь был изначально враждебной стихией, то относиться к воде, как к опасности, было трудно. Вторая жизнь, проведенная в Балидете, научила Регарди не только ценить, но и уважать воду, не допуская ее расточительного использования. Вспомнив о пропасти под ареной, над которой он летал в начале Лала, Арлинг не сдержал изумленного вздоха, даже не смея предполагать, какие объемы воды потребовались, чтобы заполнить те пустоты. Даже если серкеты не заливали пропасть, а использовали встроенную емкость, водой, которая плескалась вместо арены, можно было напоить целый город. Только тому, для кого человеческая жизнь – лишь песок в пустыне, могла прийти в голову мысль использовать ее для потехи. Или для могилы. Наверное, для тех кучеяров, кто ни разу не видел воды больше, чем в городском фонтане, такая смерть могла показаться почетной. Но Арлинг однажды уже тонул в море и не хотел повторять те ощущения.

И все же вода радовала. После предыдущего Лала ее прохлада освежала и возвращала к жизни. Он слышал, как волны ласкали стены, играя бликами фонарей на его лице и обгоревшей маске, которую он мечтал сорвать. Его порядком потрепало, но тело продолжало слушаться, а большего и не требовалось.

Однако Арлинг не исключал возможности, что давно умер от яда и попал в ад, где был обречен сражаться вечность. Не самый худший вариант жизни после смерти, если не думать о том, что Магда здесь никогда не появится. Фадуна жила в окружении высоких елей, горных ручьев и цветущего багульника. Мир песка, крови и безжалостного солнца был ей чужд. Арлинг должен был принять то, что заслужил, хотя все еще цеплялся за надежду, которая из пышного благородного цветка превратилась в высохший стебель сорняка.