Королева викингов - Пол Андерсон

— О нет! — воскликнула Гуннхильд, заставив лицо принять потрясенное выражение. — Неужели ты подумал, что я хочу убить беспомощного младенца? — Несмотря даже на то, что своих собственных детей она поначалу отдавала кормилицам, воспоминания о том, как она сама кормила детей грудью, на мгновение растрогали ее. — Нет, Астрид будет мирно жить в условиях, более подходящих для ребенка столь высокого происхождения.

Она даже сама в этот миг надеялась, что хочет именно этого. Отдать Олава Трюггвасона на воспитание достойному мужу, близкому к ней, вроде ее Хокона, и из него можно вырастить верного ее сыновьям человека. А если когда-нибудь он возжаждет власти… что ж, это случится потом, когда ее уже не будет на свете, и Харальд Серая Шкура сможет тогда сделать все, что сочтет нужным. Она предупредит короля, чтобы тот приглядывал за этим парнем.

— Н-да, возможно… — протянул Олав Павлин.

Она взяла его ладони в свои.

— Давай не будем говорить о неприятном. Не сейчас. У нас осталось так мало времени.

Он кивнул.

— Да, я скоро уеду. — Она заметила, что он постарался произнести эти слова небрежно, словно говорил о каком-то очередном деле, но на самом деле все его существо трепетало от нетерпения, подобно покрытой свежими листочками молодой березке на весеннем ветру. Гуннхильд провела руками по волосам любовника, мягким, как тончайший шелк, обняла за шею и пригнула его голову, чтобы поцеловать.

Он был не единственным из тех, кто не сводил взгляда с моря. Каждую неделю все больше народу разъезжали взад и вперед, обсуждали военные приготовления, конопатили и смолили корабли. Теперь, когда Викин оказался под рукой Эйриксонов, Харальд Серая Шкура хотел отправиться в плавание на север, в Бьярмаланд, как когда-то его отец. На обратном пути отец встретил его мать. Там можно было обрести большие богатства и не меньшую славу. Хотя теперь братья получали весь доход с Викина, они все еще оставались стесненными в средствах.

Хокон-дружинник возвратился к Гуннхильд со своим отрядом усталый, весь в грязи и с пустыми руками.

Они обыскали все дома и владения отца Астрид, но не нашли ни следа ее самой и тех, кто жил вместе с нею. Вождь сказал им прямо, что его друзья накануне заметили их, догадались о возможной цели их приезда и поспешили предупредить его. В тот же вечер он отослал ее с хорошими проводниками в Свитьёд, к одному из своих друзей, могущественному вождю, и дал советы о том, что делать дальше. Но он не стал спрашивать перед отъездом, какой путь выберет его дочь.

Воины Хокона бросились в погоню. Следы были слабыми; к тому же вскоре пошел дождь и начисто смыл их. Несколько следующих дней они расспрашивали всех вокруг. Они узнали, что некий бонд пустил путников на ночлег, но, узнав от человека, с которым те встретились на дороге, кто они такие, разбудил приезжих среди ночи и выставил за дверь. Однако он, судя по всему, дал им еды и своего работника, хорошо знавшего местные леса, в провожатые, поскольку те вновь исчезли из вида. Хокон в гневе приказал крестьянину проводить их. Тот не отказался, но Хокону показалось, что он нарочно повел их неверным путем, ибо, как они ни торопились, беглецов догнать не удалось. В конце концов Хокон вернулся в Королевский Краг.

Гуннхильд постаралась смягчить его гнев. Бранить воина, который сделал все, что было в человеческих силах, значило только озлобить его, а у королевы было не так уж много людей, которые были ей по-настоящему преданы.

— Ты сделал все, что мог, попав в такое болото предательства, — спокойно сказала она. — В другой раз нам больше повезет. — Его она наградила прекрасным плащом, а его спутникам дала денег.

Она также не стала мстить отцу Астрид и его соседям. Они не нарушили впрямую никакого закона и не отвергли приказания короля. Норвегия тлела возмущением. Неблагоразумно было бы ворошить эти угли без особо серьезной причины.

Астрид не могла скрываться вечно, а Гуннхильд знала, куда она направилась. Королева послала приказ по своей сети. Охотники, лесорубы, углежоги, бездомные странники могли быстро передать послание королевы через горы Кеель.

Тем временем Олав Павлин собирался домой.

Он, как полагалось, спросил у короля разрешения покинуть его.

— Я предпочел бы, чтобы ты остался здесь, с нами, и занял любое положение, которое тебе пришлось бы по нраву, — ответил Харальд Серая Шкура.

Олав поблагодарил его за это предложение, а также и за честь, которая уже была ему оказана, но сказал, что все же он желает отправиться в Исландию, если будет на то королевская воля.

— Это не охладит нашу дружбу, Олав, — ответил Харальд. — Да, ты можешь покинуть нас этим летом, ибо вижу я, как ты тоскуешь по дому. И не будет у тебя никаких хлопот с подготовкой к плаванию. Я сам позабочусь обо всем.

Он оснастил кнарр и загрузил его деревом.

— Это твой корабль, Олав, — сказал он. — Тебе не пристало покидать Норвегию на наемном судне.

Олав произнес много учтивых слов благодарности. Позже, оставшись с Гуннхильд, он негромко сказал ей:

— Король был очень любезен, но я думаю, что гораздо больше мой долг перед тобой, моя госпожа.

— Все, что я делала, доставляло мне великую радость, — прошептала она в ответ. — Ты пришел ко мне, как свежий ветер с моря.

Эйрик был штормом, думала она. Брайтнот был теплым нежным ветерком, долетевшим из далеких южных стран. Хрут был мимолетным шквалом. Она тогда не понимала этого и потому обидела его. Олав не должен пострадать из-за того, что встретился с нею.

Как и в первый раз, король Харальд и королева Гуннхильд спустились вместе с гостем на причал. Король произнес сердечное напутствие. А королева не смогла сказать почти ничего, только повторяла:

— Счастливого плавания. Желаю тебе всегда счастливого плавания.

Как весело он прыгнул на борт!

В этот день небо было ярко-синим, с белыми мелкими облачками. Волны играли, сверкали, звенели. Парус, раскрашенный яркими полосами, развернули почти сразу, и он туго надулся; флажок на мачте трепетал, как крыло. Корабль устремился к морю, унося прочь от Гуннхильд последнее дыхание молодости.

Она не плакала, когда погибали ее господин, ее братья или ее сыновья. Только не там, где кто-нибудь мог увидеть ее слезы. Слезы были не для нее. У нее всегда было много дел.

После того, как ушел флот Харальда — о, какой у него был свирепый храбрый вид! — она почувствовала, что ей стоит сменить место жительства. Королевский дом настоятельно требовал серьезной чистки и проветривания. До возвращения Харальда в нем оставались жить лишь слуги да несколько стражников. Ее дом — хотя и гораздо меньше размером, он никогда не бывал переполнен — оставался чистым и опрятным, но вряд ли можно было в отсутствие короля ожидать появления многих знатных гостей.

Конечно, любой из его братьев с готовностью принял бы мать у себя. Но они редко подолгу жили на одном месте. Испытывая необходимость кормить своих воинов и слуг, и при том, что торговцы в основном везли свои товары к Харальду, они перемещались по своим областям и жили за счет лендрманнов и хёвдингов. Гуннхильд была уже слишком стара для такой жизни. Кроме того, так трудно было бы поддерживать в народе преклонение перед нею.