Королева викингов - Пол Андерсон

— Но если они взялись за оружие… — Гуннхильд решила не заканчивать фразу.

— Я думаю, королева, что это очень сомнительно, тем более что я держу при себе многих людей из той самой области, а кое у кого там имеются и родственники. Кроме того, что бы я ни делал, я не могу рассчитывать на многое за тот отрезок жизни, что мне остался. Моя жена мертва, и я так и не взял себе другую; мои дети, оставшиеся в живых, обзавелись семьями, мои внуки уже подросли или подрастают. Неплохой возраст для человека, чтобы отойти от дел.

— Но неужели это случится так вдруг, — мягким голосом спросила Гуннхильд, — прямо сейчас, когда мы так нуждаемся в тебе?

Уголок его рта слегка дернулся, прежде чем он продолжил речь.

— Так или иначе, я добрался до Сотанесса, как следует порасспросил и выяснил, что скрывалось за теми слухами, которые уловила твоя, гм-м, бдительность. Мне удалось навести там порядок.

Огонь зашипел.

— Расскажи мне все об этом, — приказала Гуннхильд.

Аринбьёрн расправил плечи.

— Как будет угодно королеве. Это было не особенно приятно. Крестьяне, рыбаки и прочие собрались со всей округи, чтобы принести жертвы на могиле короля Трюггви.

Гуннхильд заставила себя сохранить неподвижность. Трюггви Олавсон, которого ее Гудрёд обманул и убил там… а она не сумела захватить Олава Трюггвасона, который будет мстить за это, если доживет до возраста мужа. Она ждала продолжения рассказа.

Аринбьёрн не заставил себя ждать:

— Они говорят — это не мои слова, королева, это они так говорят или говорили, — что король Трюггви не погиб в честном сражении, он был убит предательски. Они говорят, что подобные деяния и разрушение святилищ — это они говорят — все это навлекло голод на землю. Они говорят, что хорошо жили при добром короле Хоконе. Еще они говорят, что новые короли раздевают их донага и презирают их права как свободных людей. Над могилой они резали скотину, которую не могли прокормить, надеясь, что их король там, в ином мире, сможет каким-то образом облегчить их участь. Я говорю, ничего не скрывая от тебя, королева, не о том, что там должно было случиться, а о том, что случилось на самом деле.

— Я не удивляюсь и не гневаюсь на тебя. — Гуннхильд сказала чистую правду. — Что же ты сделал потом?

— Я послал слово их предводителям — мои люди знали, кто мог ими быть, — чтобы те пришли для разговора со мной.

— Ты покончил с ними?

Воин покачал тяжелой головой.

— Нет, королева. Мой и твой старый господин, король Эйрик Кровавая Секира, воистину так и поступил бы. Но, даже не принимая в расчет малочисленность моей дружины, я счел, что угрозы или убийства только подвигнут других к волнениям. К тому же это было бы несправедливо, королева, — упрямо сказал он. — Они страдают. Если бы мое хозяйство обнищало настолько же, насколько и их, если бы я чувствовал себя настолько униженным, то… — Он хрипло откашлялся. — Я предупредил их о том, что неизбежно случится, если такие вещи будут продолжаться. Я сказал им, что если они откажутся от этого, то я посмотрю, нельзя ли что-нибудь сделать, чтобы им помочь.

При этих словах Гуннхильд напряглась всем телом.

— Ты зашел дальше, чем имел право, Аринбьёрн. Гораздо дальше.

— Королева, — ответил он с видом непоколебимой бесстрастности, — я был человеком короля Эйрика, пока он был жив. Я человек твоего сына короля Харальда, пока он жив — да будет жизнь его долгой. Ради него я сказал тебе правду. Мой совет — королю нужно обходиться с народом помягче. Но это зависит от него, — он умолк, и в это мгновение в очаге громко треснуло горящее полено, — и от тебя.

Она все же вынудила себя напрячь губы и щеки и изобразить улыбку, хотя сама чувствовала, насколько деланой та получилась.

— Я понимаю. Я объявлю, что ты справился со своим поручением, и награжу тебя.

Однако в эту награду не войдет поэма скальда в его честь. Эгиль Скаллагримсон уже посвятил ему одну.

Но лучше ей не вспоминать об этом, а радоваться тому, что Аринбьёрн сохраняет верность. Таких было слишком мало.

В конце лета Харальд Серая Шкура вернулся в Королевский Краг. Он и его братья захватили Траандхейм почти без боев. Отсюда они отправились по всему Траандло, собирая дань и пошлины и накладывая тяжелую виру на тех бондов, которые выступили против них. В конце концов Харальд, Эрлинг и Рагнфрёд с большинством своих людей возвратились по домам, оставив Гудрёда и Сигурда завершать покорение края.

Радость была великой. И все же пир оказался не столь богатым, каким должен был быть. Здесь, в королевском имении, кладовые тоже пустели.

Когда осень уже готовилась к тому, чтобы уступить место зиме, к причалу встал изрядно потрепанный бурями корабль, доставивший новости с севера. Ярл Хокон вернулся в Хлади.

А потом, пока тянулись темные месяцы, Гуннхильд, собирая чуть ли не по слову у случайных и неслучайных странников, смогла составить полную картину происшедшего. Хокон вел свой флот на юг, все дальше от земли, до тех пор, пока не смог повернуть на восток и устремиться прямо в Скагеррак.

Это был подвиг кораблевождения, что неохотно признал и Харальд. Миновав Каттегат, тронды остановились в Дании, переоснастили корабли и пополнили припасы. Точно не ведомо, встречался ли датский король с ярлом или нет, но он позволил трондам задержаться в своей стране, после чего они прошли оставшиеся проливы и обрушились на Балтику с набегом. Когда же наступила осень, они направились на запад, в Свитьёд, где нашли приют в Хельсингланде. Там Хокон оставил свои корабли на попечение хорошо знакомого вождя, накупил лошадей для всей своей дружины и отправился через Ёмтланд — без дорог по лугам, по никем не населенным местам — к Кеельским горам и, перевалив через них, оказался в Траандло.

Известие о его прибытии летело впереди, словно на крыльях воронов. Народ во всех областях похватал оружие. В каждом фьорде и на каждом острове корабли извлекались из зимних сараев, спускались в воду с катков. Люди стекались к ярлу, бурно приветствуя его, размахивая сверкающей сталью, гремя щитами.

Гудрёду и Сигурду оставалось лишь погрузиться со своими дружинниками на корабли и бежать. Они обосновались в Моерре, где жизнь была скудна, но народ, по крайней мере, был на их стороне после того, что натворил там Хокон.

В ходе зимы отряды королевских людей и трондов то и дело совершали набеги друг на друга, однако страдала от них лишь узкая приграничная полоса. Ярл Хокон мирно сидел в своем доме, умело распоряжаясь своей властью и совершая жертвоприношения своим языческим богам. Когда же вновь пришла весна, выяснилось, что Эйриксоны чуть ли не начисто проели запасы продовольствия, имевшиеся в их собственных землях. Жители же этих земель не выказывали ни малейшего желания вновь воевать за своих королей, так что не могло быть и речи о том, чтобы как следует наказать дерзкого ярла.