Агасфер. В полном отрыве - Вячеслав Каликинский

Тем не менее несколько фотографий Витте и его героического секретаря все же попали на страницы французских газет. Правда, особого значения они уже не имели: личность Новицкого была установлена из иного источника.

⁂

– У меня целая куча новостей, ваше высокопревосходительство. И все, как на подбор, хороши! – похвалился полковник Герасимов, удобно располагаясь в кресле в кабинете генерал-губернатора Трепова.

– Ну, тогда хвались…

– Прямо не знаю, с чего и начать. Наверное, все же с лжепроводников: оба погибли, не обнаружив следа, ведущего к «черной сотне» и их вожаку, Дубинину. По донесению генерала Свиньина, один из злодеев был убит при попытке покушения на Витте. Второй пробовал бежать, спрыгнул на ходу с поезда и разбился. В Калиш, на границу, он был привезен еще живым, однако медицина оказалась бессильной, и он отдал концы, не приходя в сознание. Подробности сего происшествия описываются в нескольких берлинских и парижских газетах. Вырезки для вас с переводом содержатся в этой папочке-с…

Трепов без особого желания раскрыл папку, перелистал вырезки. Аршинный заголовок одного из репортажей генерал-губернатор перевел сам:

– Ишь ты! «Anéantissant le secrétaire général a sauvé la vie de son chef»! «Бравый секретарь спас жизнь своему шефу»… Кстати, генерал Свиньин так и написал в ответной депеше: «Личность секретаря его высокопревосходительства Витте, господина Горюнова, установлена. Документы сомнений не вызывают».

– Не вызывают? – хмыкнул Герасимов. – У меня эта личность ныне тоже сомнения не вызывает – но эта «ария» совсем из другой «оперы», Дмитрий Федорович. Так что, с вашего соизволения, я перехожу к новости нумер два. Нынче ночью мой человек в сопровождении опытного вора-домушника произвел в доме господина Витте литерное мероприятие № 2 – на полицейском языке так именуется негласный осмотр помещения. Интересующая его императорское величество монография найдена. Скорее, ее можно назвать пока черновиком – для передачи в печать в таком виде она никак не годится. Впрочем, мой человек на всякий случай прихватил эту рукопись. Желаете взглянуть?

– Оставь, полковник, позже посмотрю. Что-нибудь еще?

– Вот именно, многоуважаемый Дмитрий Федорович – «что-нибудь еще»! Да, пожалуй, и не что-нибудь, а нечто весьма любопытное. Господин председатель Комитета министров имеет, как вы знаете, давнее обыкновение вести подробные личные дневники. Мой человек захватил и представил мне последнюю тетрадочку этих дневников. Хочу обратить ваше внимание на запись от 4 июля сего года, за два дня до отбытия Витте на переговоры, ваше высокопревосходительства! – Герасимов, привстав, протянул Трепову тетрадку.

Что-то пробурчав себе под нос, генерал-губернатор нашарил на столе очки, раскрыл тетрадку и начал читать вслух:

– Ну, вот и вся шарада разгадана, – сумрачно усмехнулся Трепов. – Ловок ты, полковник, как я на тебя погляжу! Одним выстрелом двух зайцев положил! Теперь понятно, кто на Дубинина под маской алой черкески напал, и кто шифрованную депешу с предупреждением своему офицеру в Минск отправил… Фамилию-то подпоручика выяснил?

– Точно так, ваше высокопревосходительство: Новицкий. Официально числится в очередном отпуске с отбытием в поместье своих родителей. Теперь вам, Дмитрий Федорович, как говорится, и карты в руки: Отдельный корпус жандармов в вашем подчинении. Жалко, конечно, что не моя подследственность – тут военную прокуратуру подключать надобно, как я понимаю…

– «Как я понимаю!» – передразнил Трепов. – А я тебя только что похвалил за ловкость… Ни черта ты не понимаешь, полковник! Максимум, что мы можем предъявить этому Новицкому – так это небольшое нарушение воинского устава. А полковник Лавров сухим из воды выходит! Не можем мы на него ни Дубинина «повесить», ни в использовании военных каналов связи в личных целях обвинить. Наши уши тотчас из этого дела вылезут!

– Виноват, не подумал, ваше высокопревосходительство…

– Так что знать да помалкивать надо, понял? При случае, конечно, я на этом ухаре-полковнике отыграюсь, но пока он «в дамках». Всё у тебя?

– Никак нет, ваше превосходительство. Мой человечек остался, который должен был «проводников» ликвидировать. Некто Юткевич.

– Ну а с ним что?

– По идее, узнав о провале «проводников», Юткевич должен был явиться к резиденту Зарубежной охранного отделения в Берлине либо в Париже. Но не явился. Более того: вчера я получил депешу из французского порта Шербурга, от агента, приставленного для наблюдения за Витте. Так вот, агент опознал Юткевича по фотографии: в числе прочих пассажиров тот отбыл на том же пароходе, что и Витте.

– Ты хочешь сказать, что… Что не все еще потеряно? В смысле главной мишени?

– Выходит, что не всё! – самодовольно улыбнулся Герасимов.

⁂

На огромном пассажирском пароходе «Кайзер Вильгельм Великий» исполнять обязанности телохранителя Новицкому стало неизмеримо легче. Во-первых, Сергей Юльевич Витте сам предложил подпоручику поселиться в его трехкомнатой каюте первого класса, расположенной по левому борту лайнера-гиганта. Во-вторых, выяснилось, что его высокопревосходительство плохо переносит море – стало быть, отпадала необходимость повсюду следовать тенью за своим шефом: практически все время тот проводил в своей каюте над бумагами. И наконец, формальные обязанности секретаря главноуправляющего будущих переговоров позволяли допускать к Витте весьма узкий круг лиц, ограниченный членами русской делегации и несколькими русскими и иностранными корреспондентами европейских газет и телеграфных агентств.

Отечественная пресса была представлена корреспондентом газеты «Русь» Бренчаниновым – бойким молодым человеком, направо и налево рассказывающим о том, что женат на дочери светлейшего князя Горчакова[228], ныне покойного. Родство с Министром иностранных дел давало господину Бренчанинову основания свободно, но при этом бестолково и нелепо, высказываться по различным аспектам внешней политики России и Европы. Человеком он был, как говорится, «с идеями». Смысл своей поездки в Америку он видел в неустанном напоминании председателю Комитета министров о том, что мир необходимо подписать любой ценой. При этом он опять-таки, к месту и без оного, ссылался на примеры из жизни и деятельности своего покойного тестя.