Мао Цзэдун - Александр Панцов

Один из вопросов, которые Сталин поручил обсудить с Мао своему представителю, касался природы новодемократической власти в Китае. Вот что Мао Цзэдун писал по этому вопросу в телеграмме Сталину от 30 ноября 1947 года: «В период окончательной победы китайской революции, по примеру СССР и Югославии, все политические партии, кроме КПК, должны будут уйти с политической сцены, что значительно укрепит китайскую революцию»201. Этот тезис откровенно противоречил всему тому, что Мао сам писал в своем докладе «О коалиционном правительстве». Более того, он шел вразрез со всем курсом новой демократии, который был направлен на создание многопартийной системы в Китае. В телеграмме от 20 апреля 1948 года Сталин выразил свое несогласие с предложением Мао: «Мы с этим не согласны. Думаем, что различные оппозиционные политические партии в Китае, представляющие средние слои китайского населения и стоящие против гоминьдановской клики, будут еще долго жить, и киткомпартия вынуждена будет привлечь их к сотрудничеству против китайской реакции и империалистических держав, сохранив за собой гегемонию, то есть руководящее положение. Возможно, что некоторых представителей этих партий придется ввести в китайское народно-демократическое правительство, а само правительство объявить коалиционным, чтобы тем самым расширить базу этого правительства в населении и изолировать империалистов и их гоминьдановскую агентуру»202.

Мао, казалось, полностью принял точку зрения Сталина и в телеграмме от 26 апреля 1948 года возложил всю ответственность за «левацкие тенденции» на местных руководителей КПК, проинформировав «главного хозяина» о том, что эти тенденции «уже окончательно преодолены»203. Однако уже в сентябре 1948 года вновь попытался радикализировать политический курс. На этот раз он подошел к вопросу с точки зрения экономики. Выступая с докладом на заседании Политбюро ЦК китайской компартии (оно проходило в Сибайпо с 8 по 13 сентября), он заявил о том, что социалистический сектор станет ведущим в народном хозяйстве Китая в период новой демократии, поскольку после революции бюрократический капитал, а равно и не принадлежавшие бюрократическому капиталу крупные промышленные, торговые и банковские предприятия перейдут в собственность государства204. Его позиция, похоже, не вызвала открытых возражений со стороны участников заседания, а Лю Шаоци, являвшийся в то время вторым человеком в партийном руководстве, развивая идеи Мао, даже указал на то, что «в новодемократической экономике основным противоречием является противоречие между капитализмом (капиталистами и кулаками) и социализмом». При этом он, правда, заметил, что нет никаких сомнений в том, что КПК «нельзя проводить социалистическую политику раньше времени»205. (Это замечание дает основание полагать, что какие-то разногласия в руководстве КПК по поводу маоцзэдуновской интерпретации «новой демократии» все же в то время были, и выражать их начал именно Лю Шаоци. Хотя, конечно, расхождения во взглядах между ним и Мао резко еще не проявились.)

В январе — феврале 1949 года, во время встреч с Мао, Микоян еще раз довел советскую позицию до сведения лидера КПК. Причем держался высокомерно и не столько советовал, сколько поучал. Мао этот снобизм был неприятен, но недовольства он не проявил, подтвердив принятие сталинских директив. По существу же, развил перед Микояном компромиссный вариант. В пространной речи о нынешней и будущей политике КПК, произнесенной перед гостем в начале февраля, он, говоря о сотрудничестве с национальной буржуазией и о проведении земельной реформы без конфискации собственности «кулаков», тем не менее подчеркнул, что, несмотря на то, что коалиционное правительство будет включать некоторые «демократические партии», будущее китайское государство явится, «по существу, диктатурой пролетариата». Более того, он декларировал, что новый Китай в процессе реконструкции будет исходить из советского опыта206.

Чтобы как-то задобрить «главного хозяина», Мао Цзэдун в беседах со сталинским эмиссаром проводил мысль о том, что в своих идеологических построениях он исходил из выводов Сталина относительно характера китайской революции207. Но его компромиссные положения и на самом деле фундаментально не противоречили сталинским взглядам. В конце концов московский вождь сам не был умеренным политиком. Его волновало лишь то, насколько закамуфлированной будет власть коммунистов в будущем объединенном Китае. Беспокоили Сталина и возможные быстрые темпы китайской модернизации. Вот и все. Так что он был вполне удовлетворен, узнав, что его установки были формально приняты208.

Вместе с тем в начале 1949 года, предвкушая неизбежную победу коммунистической партии над Гоминьданом, Мао Цзэдун опять попытался вернуться к своим радикальным идеям, стремясь все же выйти за ограниченные рамки «новой демократии». В докладе 2-му пленуму Центрального комитета в марте 1949 года, собранному в Сибайпо, Мао почти полностью избегал упоминания термина «новодемократическая революция», используя вместо него формулировку «народнодемократическая революция». Резолюция 2-го пленума показывает, какое различие Мао мог вкладывать в эти два термина. В ней утверждается, что в странах Восточной Европы, которые в то время считались «народнодемократическими», «существование и развитие капитализма… существование и развитие свободной торговли и конкуренции… ограничены и стеснены»209. Понятие же «новой демократии» подразумевало большую экономическую свободу210. После пленума концепция «новой демократии», по существу, исчезла из речей и статей Мао211, а его новый канонический текст, опубликованный 30 июня 1949 года, получил название «О демократической диктатуре народа»212. Спустя много лет Мао признавал: «По существу, основное положение об уничтожении буржуазии содержалось уже в решении II пленума ЦК седьмого созыва»213.

Скорректировать эту позицию Сталин смог уже после победы китайской революции, в декабре 1949 года. Несмотря на это, в целом его тактические маневры помогли Мао Цзэдуну одержать впечатляющую победу над своим историческим противником Чан Кайши. В конце 1947-го — начале 1948 года китайским коммунистам, маскировавшимся под «новодемократов», удалось даже с помощью Сун Цинлин (той самой вдовы Сунь Ятсена, которая уже давно сотрудничала с КПК и Москвой) расколоть Гоминьдан. 1 января 1948 года в Гонконге левые деятели ГМД заявили об образовании так называемого «Революционного комитета Гоминьдана». Его почетным председателем стала сама Сун Цинлин. В руководство же вошли такие известные нам люди, как Фэн Юйсян и Тань Пиншань.

23 марта Мао вместе с другими работниками ЦК выехал из Сибайпо в Бэйпин, за два месяца до того взятый войсками НОАК. Перед отъездом он, смеясь, сказал Чжоу Эньлаю:

— Мы уезжаем в столицу для сдачи экзаменов.

— И мы должны их сдать, — ответил тот. — Мы не отступим.

— Да, — произнес Мао уже серьезно. — Отступление будет равносильно поражению. Однако мы не будем уподобляться Ли Цзычэну[90]. Будем надеяться, что экзамены сдадим на «отлично»214.