Правда варварской Руси - Валерий Шамбаров

Софья через Шакловитого пыталась узнать, поддержат ли ее стрельцы, если она захочет короноваться. Он зондировал отношение подчиненных, и ответ был отрицательным. Но ведь победа могла изменить настроения! Сторону правительницы и канцлера держали многие генералы и средние офицеры. Они помнили, как обошлась с ними Нарышкина. А Голицын ласкал их, повышал в чинах, продвигал по службе в пику оппозиционному боярству. Он даже позволял себе заявлять, что бояре — это «зяблое упалое дерево». Требовался громкий успех, чтобы поддержка армии стала общей. Чтобы и Европа поддержала. И именно поэтому канцлер соглашался со всеми проектами союзников. На войну ввели чрезвычайный налог — по рублю со двора. Войско собиралось огромное — по росписи Разрядного приказа 113 тыс. Из них только 8 тыс. поместной конницы, 15 тыс. казаков, 11 тыс. стрельцов, а остальное — солдаты, рейтары, драгуны, гусары. К русской армии должен был присоединиться Самойлович с 50 тыс. казаков. Сбор полков назначался на 1 марта 1687 г. в Ахтырке, Сумах, Хотмыжске. Донцам и запорожцам предназначалось действовать отдельно, на флангах.

Голицын был уверен в успехе — да как же с такой силищей татар не одолеть? А вот более опытные военачальники его оптимизма не разделяли и обязательство ударить на Крым считали просто легкомысленным. Голицын предлагал пост главнокомандующего то одному, то другому боярину — все отказывались. Отвечали, что если он полагает взятие Перекопа столь легким делом, пусть сам и ведет войска. Ему тоже не хотелось испытывать судьбу, да и Москву покидать, оставлять Софью вне своего влияния. Но в данном случае Боярская Дума сплотилась единым фронтом и постановила — большим воеводой быть Голицыну. В «товарищи» ему назначались А. С. Шеин, В. Д. Долгоруков, Л. Р. Неплюев.

Наложился еще один фактор. Любая «перестройка» неизбежно отражается на столь тонком и чувствительном организме, как армия. Тогдашние российские полки размещались на поселении. Служба была потомственной, в «роспись» вносили с детства для получения соответствующих льгот и земли. Выполнялись кое-какие служебные обязанности. Невиль вспоминал, как в Смоленске для встречи польских послов было построено 6 тыс. «милиции из крестьян», разделенной на полки, в «довольно чистой одежде». Те, кто охранял южные рубежи, были подготовлены лучше — они патрулировали, дежурили в крепостях. Но в целом армия оказалась запущенной. Возглавлял-то ее сам Голицын — руководитель Разрядного, Рейтарского и Иноземного приказов. А ему не до того было. Он в проектах реформ витал, свой дворец обставлял, интригами и дипломатией занимался. Да он и презирал эту армию, мечтал заменить ее наемниками. Со времени последней мобилизации на войну минуло 8 лет. Одни бойцы состарились, другие вступили в строй зелеными юнцами. Но ни одних маневров за этот срок не проводилось! А в большинстве полков и на воинское обучение, видать, махнули рукой. Кому это нужно? И «перестройка» привела к развалу прежде великолепных войск.

По свидетельству Гордона, вместо 113 тыс. явилось лишь 60 тыс. Почти половина оказалась в «нетчиках»! А, учитывая, что поместной конницы было мало, нетрудно увидеть, что некомплект пришелся на регулярные части! Да и те, кто пришел, собирались крайне медленно. Вместо 1 марта полки соединились на р. Мерло, притоке Ворсклы, 1 мая. А выступили и того позже. Время было упущено, наступило знойное и очень сухое лето. Ко всему прочему, и начальники были не на высоте. Михаил Голицын, двоюродный брат фаворита, назначенный командовать Белгородским разрядом, отправился, как на пикник. Взял с собой целую толпу иностранных секретарей, приятелей, собутыльников. В том числе и французов (читай, шпионов). А Василий Голицын показал себя полководцем вообще никаким. После соединения с Самойловичем силы у него набрались все же изрядные, 100–110 тыс. Но он боялся татарских налетов! И применил прием Ромодановского. 20 тыс. повозок построил огромным прямоугольником, а внутри сосредоточил всю армию. По обводу везли заряженные пушки. Но Ромодановский преодолел таким способом несколько верст от Чигирина до Днепра. А Голицын решил вести армию в едином каре сотни верст. Под палящим солнцем, с черепашьей скоростью около 10 км в сутки!

Правда, на флангах действия развивались успешно. Атаман Минаев с донцами делал вид, что угрожает Перекопу, разгромил сильный татарский отряд под Овечьими водами. А в Запорожскую Сечь был направлен с несколькими полками генерал Косагов. Солдаты и казаки спустились на лодках по Днепру, обложили крепость Кызы-Кермен (не собираясь ее штурмовать, а в качестве отвлекающего маневра). Когда же турки выслали против них отряд, его разбили у урочища Каратебень. Но главные силы ползли через степи. При недостатке воды, фуража. Даже в «ертаул ьный» (разведывательный) полк Леонтьева Голицын выделил не конницу, а солдатские и стрелецкие части. И армия двигалась вслепую, ничего не зная о противнике, но поддерживая постоянную готовность его отразить. Татарские разъезды вились рядом, следили. Нападать даже не пытались — зачем лезть на рожон?

О подготовке наступления в Крыму было известно давно, хотя и не верили, что русские решатся на такое безумие. А узнав о силах Голицына, о построении в кольце повозок, хан вообще не стал выводить войско из Крыма. И наша армия тащилась все дальше. Массу времени тратила на переправы через притоки Днепра — Орель, Самару, Конские Воды. Строила мосты, переводила обозы, снова собиралась в каре… А когда вышла на «финишную прямую», и до Перекопа оставалось 100 верст, хан приказал поджечь степь.

Для татар эта мера была вынужденной, они уничтожали собственные пастбища, запирали в Крыму войско — в поход не пойдешь без фуража. Но в засуху пламя пожаров разлились быстро и широко. Перед русскими встала стена дыма и выжженная пустыня. Голицын пробовал двигаться и по ней. Люди задыхались в тучах пыли и пепла, кони падали без корма. И ему пришлось повернуть обратно. Точно так же, в каре. Добравшись до речки Карачакрак у Днепра, собирали траву, уцелевшую в лощинах. Но Голицын, не понимая, что для татар пожарище тоже является непреодолимым препятствием, боялся теперь преследования! Отрядил 15 тыс. солдат под командованием Неплюева и 8 казачьих полков Григория Самойловича, сына гетмана, и отправил «прогуляться» к Кызы-Кермену, на соединение с Косаговым. Только лишь для того, чтобы татары сбились со следа, сочли этот корпус главными силами. Которые продолжили отступление и 14 августа вернулись в лагерь на р. Мерло.

Провал был полный. Не вступая в бой, армия потеряла 24 тыс. — умершими от жары, изнурения, болезней, а многие, видимо, дезертировали. Из-за падежа коней бросили тысячи повозок, огромное количество имущества. Требовалось найти «козла отпущения». И Голицын выбрал таковым Самойловича. Припомнил ему оппозиционность в вопросе о вступлении в «Священную лигу». Интриганов в казачьей старшине всегда хватало. И временщик быстро нашел общий язык с таким типом, как генеральный есаул Мазепа. Он составил требуемые доносы, будто по приказам гетмана казаки-вместе с татарами жгли степь. Самойловича арестовали. А на его место канцлер своей волей, без рады, назначил Мазепу. Казаки было заволновались, но Голицын дал Мазепе корпус солдат и рейтар, чтобы утвердить его в Батурине, гетманской резиденции. Кстати, и себя временщик не забыл. «Конфисковал» в собственный карман богатства Самойловича и украинскую войсковую казну.