Возвратный тоталитаризм. Том 1 - Лев Гудков

Неизбежный оппортунизм (при сохранении критической установки) характеризует интеллектуальную и моральную атмосферу предперестроечных лет и задает программу поведения этих групп на последующие 20 лет, до следующего цикла социальной репродукции. Проводниками альтернативного знания об истории являлись те же слои, которые несли и даже создавали официальную версию советской истории. Такой вывод только на первый взгляд кажется парадоксальным. Если вдуматься в это обстоятельство, становится понятным, что никакой иной среды, способной выдвинуть альтернативные версии происходящего, и быть не могло, так как историческое знание, даже в такой уродливой и дырявой форме, как советская история, могло создаваться, фиксироваться и транслироваться только специально обученными людьми, только в среде носителей письменной культуры (совсем не обязательно для этого быть «профессиональным историком», скорее наоборот). Именно эти опрошенные и чаще обсуждают настоящее и прошлое страны, гордятся им и стыдятся его. Другими словами, особенности сюжетики и конструкций истории отражают характер общества, его институциональную природу и морфологическую структуру, а также моральные представления образованного сообщества, «элиты».

Женщины, в особенности – образованные женщины в годах, живущие в больших городах и занятые в структурах управления, культуры, науки, образования, лучше хранят историю семьи, помнят не только о поколении своих родителей, но имена и предания о прапрародителях. Они заметно чаще мужчин вспоминают о том, что было в их семье, в том числе и о табуированных темах репрессий и повседневных проблемах. Это может объясняться двумя различными причинами, технической и функциональной: а) уровень образования у женщин выше, чем у мужчин, и б) социализация нового поколения остается преимущественно женской задачей, консервация групповой памяти и передача опыта прошлого, «рассказов о том, что было», принадлежит скорее матерям и бабушкам, чем мужской половине.

Для нашего разбора структуры и характера источников представлений о событиях прошлого и настоящего важно определить именно удельный вес альтернативных каналов информации и представлений. Самые разные вопросы в исследованиях общественного мнения дают примерно одни и те же цифры обращения к «альтернативным» или неофициальным каналам информации и культурных значений – 3–6 %, причем их объем не меняется на протяжении многих лет, что говорит об устойчивости или жесткости структуры общества.

Таблица 99.2

Какие источники информации в 1988–1989 году оказались наиболее достоверными в сложных обстоятельствах?

Таблица 100.2

Откуда вы знаете о событиях 1968 года в Чехословакии?

2008 год. N = 1600.

Таблица 101.2

Слышали ли вы о «событиях 1968 года», которые начались со студенческих волнений в мае 1968 года во Франции и прокатились по всем странам Запада, и если да, то из каких источников?

2008 год. N = 1600.

Рассмотрим особенности основных видов воспроизводства и передачи «знаний» о прошлом.

Мы, естественно, ограничены условиями и технологическими характеристиками массового опроса. По методическим соображениям в опросном листе введены лишь самые принципиальные различения каналов воспроизводства: а) механизмы личного общения (собственный опыт и его пересказ членам семьи или приравненным к ним по степени доверия, эксклюзивный характер свидетельств, «почти» свободных от страха перед возможными репрессиями за крамольное поведение); б) формально-институциональные механизмы образования и социализации – преподавание в средней школе и вузах; в) каналы письменной культуры, чтение соответствующей литературы, книг и журналов, связанных с интересующей нас тематикой (диапазон свидетельств здесь предельно широкий – от воспоминаний и очерков до романов и научных исследований); г) массмедийные формы – кино, телевидение, крупнотиражная, в том числе или даже преимущественно желтая пресса, вроде нынешних «МК», «КП», «АиФ» и прочих таблоидов.

Содержимое канала обусловлено средствами и целями передачи. Социальные средства передачи и трансляции – это личный рассказ, технические формы воспроизводства, показ, изложение документов, их анализ, техника эмоционального возбуждения идентификации и сопереживания или пропагандистская суггестия и т. п. Но здесь ключевую роль играет зона (дистанция) коммуникации: если она не выходит за пределы личного свидетельства, то коммуникация прерывается. В качестве фильтров содержания могут выступать идеологические клише, цензурные запреты, ограничения социально-языкового рода, интеллектуальные, риторические, лексические и прочие формы передачи воспоминания, нарратива, а также угрозы санкций за передачу или нарушение стандартов, канонов, правил, норм передачи. Причем эти санкции касаются всех видов каналов. Это могут быть остракизм и отчуждение в личном общении, как за нарушение табу разного рода, так и прямо противоположное – внесение в частно-доверительные отношения ноток официоза и идеологического лицемерия, это может быть фальшь в литературных формах или нарушение риторики преподнесения идеологических схем.

Объемы транслируемого содержания – принципиально разные у разных каналов. Понятно, что личный рассказ о голоде в конкретной деревне или аресте родственника, в атмосфере 1950-х годов не может быть очень большого объема, он может повторяться, уточняться, но сфера жизненных впечатлений не может быть очень значительной, даже если рассказываемый эпизод идет в модусе «так было тогда везде».

Цели передачи или канала всегда адаптированы применительно к функциям канала (средства и объемы передаваемого, соответственно, могут быть разведены только аналитически). Здесь можно выделить такие типы поведения, как поддержание семейной и личной идентичности, научение, групповая и институциональная социализация к нормам и образу существования в малых группах, в больших коллективах и организациях, в формальных институтах, воспитание, пропаганда, расширение пределов воображения, развлечение, переживание экзистенциальных глубин опыта и обозначение его пределов вплоть до полного воспроизводства культурных значений и пластов.

Столь же существенную роль играет апелляция к разным инстанциям достоверности и авторитетности сообщаемого: личные опыт, свидетельства очевидцев, авторитет политиков, общественных деятелей, церковных иерархов, документы, тексты профессиональных историков и пр. Возможности критики опыта (публичные дискуссии) в наших условиях и обстоятельствах предельно ограничены. Поэтому и уровень критической рефлексии относительно предъявляемых критериев действительности прошлого – примером здесь может служить общественная реакция на Катынь или на события «Пражской весны», данные о числе и причинах огромного числа жертв войны, намного превышающего немецкие потери, детали лагерной жизни, цифры об уровне и характере преступности – крайне низок.