Капитан Невельской - Николай Задорнов

Козлов подал к чаю китайский леденец. После завтрака, оставив у палатки двух часовых, капитан отправился на шлюпке к Тырским утесам.

Мимо проплывали деревня и шалаш маньчжуров, их лодки, вытащенные на берег. Кое-где виднелись люди у вешалов. За деревней ветер гнул заросли тальников.

Рыжий Тырский утес высился над рекой. Шлюпка пристала у его подножия. Сверху шли две лодки.

— Кто-то рано едет, — заметил Козлов.

— Отовсюду, капитан, люди едут, тебя хотят посмотреть! — сказал Позь.

Чедано провел Невельского наверх. Там, на площадке, над самой кручей, стояли каменные столбы. За рекой видны были горы, туман и облака.

Под утесом слышались голоса.

Две лодки с гиляками в белых шляпах, видимо те, что шли сверху, пристали к подножию скалы.

Когда Невельской спустился вниз, рядом со шлюпкой стояли две плоскодонки. Люди с косами, в берестяных шляпах поднялись с песка. Взоры их были изумленно-радостны.

— Вот, капитан, к тебе издалека люди приехали, — сказал тунгус Афоня, остававшийся с матросами у шлюпки.

— Ты Невельской? — подходя к капитану и протягивая дрожащие руки, спросил босой смуглый дед в коротком халате.

Толпа приезжих обступила капитана.

— Я их языка не знаю, — сказал Позь. — Сейчас хорошего переводчика возьмем. Чумбока из их стороны. Эй, Чумбока, иди, верховские приехали, — крикнул он, прикладывая руки ко рту.

Гольд задержался в зарослях. Он выбежал и, увидя чернолицего старика, остолбенел:

— Дедушка Иренгену!

Рядом с дедом стоял другой старик с дожелта прокуренными усами и с темными, похожими на трещины впадинами на щеках. Это был дядюшка Дохсо, отец Одаки, убитой жены Чумбоки. И Кога, длинный, как журавль, дедушка Кога, с тремя седыми волосками на подбородке, который когда-то так любил Чумбоку.

«Уй-уй! Как они постарели! Какая одежда на них бедная на всех! Рванье! Кругом все свои, родные…» Чумбока готов был кинуться к ним, обнимать всех… На миг он почувствовал себя вернувшимся домой. Но тотчас же горькие воспоминания охватили его. Он вспомнил, как жил с дядей на озере, как старик радовался счастью дочери и как потом все они, вот эти его близкие, любимые им люди, убили свою родную сестру и племянницу, а его выгнали. Сердце рвалось к ним, к своим, но нельзя было забыть… И так больно стало, что Чумбока готов был заплакать.

Он взглянул на капитана, ища поддержки.

— А-на-на! — пролепетал тем временем дядюшка Дохсо, узнавши в переводчике своего бывшего зятя. Худые, черные ноги дядюшки задрожали так сильно, словно Дохсо пустился в пляс.

И снова вспомнил Чумбока былое. Когда-то, еще парнем, он с Одакой любезничал и с дерева в лодку дядюшки Дохсо свалился — лесина треснула, и он прямо к Одаке полетел, — и вот тоже тогда у дядюшки ноги затряслись. Так с ним бывает, когда сильно испугается. И сейчас он опять струсил. А сын его Игтонгка побледнел. Чумбоке стало немного жаль их.

Дохсо не знал, как тут быть. Но дедушка Иренгену, который либо не узнал Чумбоку, либо не хотел обращать на него внимания, заговорил с Невельским.

— Так это ты Невельской?

— Я!

— Мы к тебе приехали, — сказал старик твердо. — Мы слышали, что пришли русские, что ты ездишь…

Невельской не понимал его больше.

— Ну, помоги, — обратился хитроумный дедушка Кога к Чумбоке, — пусть русский с нами поговорит.

Чумбоке достаточно было взглянуть на капитана, как боль его ушла куда-то в глубь души. Вот и он стал переводчиком, не только Позь! И Чумбока теперь наконец пригодился капитану. Гордость охватила молодого гольда. Он стал тверд как железо. Он резал взглядом сузившихся глаз своих родственников и стал переводить, стараясь все подробно передать Позю, а тот переводил капитану.

Говорил дедушка Иренгену. Остальные все смотрели и слушали.

Старик сказал, что живется плохо, что они просят Невельского прийти на Горюн, поселиться там и охранять их.

Все горюнцы стали кланяться и просить, у многих на глазах были слезы. Чумбока увидел, что жизнь его родных не была за эти годы счастливой.

«Не стали вы счастливыми оттого, что жену мою убили! — подумал он. — А вот говорили, что от нее злые духи рождались и что от нас все несчастья!»

Переводя речь старика, который стал перечислять беды горюнцев, Чумбока чуть сам не заплакал: и жаль было их, и зло на них разбирало, и горько было.

— Мы привезли тебе подарки! — Дядюшка — старик скуповатый, всегда все прятал и всем родным говорил, что у него нет ничего, а на этот раз вытащил соболя, черного, пушистого.

Невельской не стал отказываться от подарков. Он пригласил всех к себе в палатку на Тыр.

— Поедемте туда, — сказал он, — и там мы обо всем поговорим.

Чумбока отправился с Невельским.

Когда шлюпка Невельского подходила к деревне, на окраине ее тырские гиляки тянули невод. Напротив них, на берегу, сидели на корточках рабочие с маньчжурских лодок. Видно было, как гиляки бросили им несколько рыбин.

Из шалаша, кутаясь в халаты, вышли маньчжуры. Когда шлюпка подошла ближе, они стали усердно кланяться. Невельской велел пристать.

— Маньчжуры загуляли, вашескородие! — заметил Козлов. — Вон один на ногах не стоит…

— Им теперь не фартит! — подтвердил Шестаков. — Гиляки говорят, что бить их собираются.

Невельской вышел на берег.

Старик встретил его. Он поклонился капитану. Маньчжуры обступили Невельского, приглашая к себе. Вид у них был невеселый. От некоторых несло вином. Усатый маньчжур, похожий на ученого, едва держался на ногах.

— Мне очень нужно поговорить с тобой, — сказал старик.

Капитан вошел в шалаш. Матросы остались на берегу, проводники последовали за капитаном. Маньчжуры предложили водки.

— Надо и вам согреться, сегодня ветер и день холодный! — перевел Позь слова старика. — А вы все время в разъездах.

— Мы очень рады тебя видеть, — продолжал маньчжур. — Всю ночь мы были в тревоге и я совсем не спал.

— Что случилось?

— Гиляки пытаются делать насилия над нами! — сказал старик. Глаза его зло блеснули. — Разве вы не сказали нам, что будете охранять нас и торговать с нами?

— Да, я так сказал.

— Мы это говорили гилякам, а они не верят и оскорбляют нас. Говорят нам, что мы собаки и что русские нас прогонят. Сегодня ночью в наши шалаши кидали камни. Они кричат нам обидные слова, никто не продает юколы, не хотят ловить рыбу, и гребцы, взятые нами, разбежались. Мы так не можем тут торговать. С голоду умрем. Когда мои люди стали уговаривать их, они посмеялись и разошлись.

Капитан пообещал принять меры.