Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 2. Рискованная игра - Джеймс Клавелл

– Мне, возможно, потребуется запас, чтобы дойти до тридцати центов. Согласен?

– Да.

– Даешь слово?

– О да, даю тебе слово.

– Спасибо.

– Но ты созовешь совет до открытия торгов в понедельник?

– Я согласился подумать об этом. И только. Я подумал, и ответом будет нет. Гонконг – общество пиратское, где слабые тонут, а сильные присваивают плоды их трудов. – Хэвегилл улыбнулся и бросил взгляд на табло.

Ставки уравнялись. Два к одному на Баттерскотч Лэсс, которая, как все хорошо знали, любила мокрый грунт. Пайлот Фиш три к одному. Рядом с Ноубл Стар зажглось имя Травкина, и это вызвало бурное одобрение.

– Я считаю, губернатор не прав, Иэн. Надо было выступать тебе. Тогда я сделал бы скромную ставку на тебя. Да. Ты бы ушел на покой в блеске славы. Да, ты бы выиграл. А насчет Травкина я не уверен. До свидания. – Он приподнял шляпу и направился к Ричарду Квану, который стоял рядом с женой и тренером. – А-а, Ричард! Можно тебя на пару сло… – Его голос потонул в оглушительном реве толпы: восемь участников пятого забега один за другим стали появляться из-под трибун. Впереди выступал Пайлот Фиш, и от еле моросящего дождя его черные бока лоснились.

– Да, Пол? – Ричард Кван отошел с ним на свободное место. – Я сам намеревался поговорить с тобой, но не хотел мешать вашей беседе с губернатором и тайбанем. Так вот, – с деланой веселостью начал он. – У меня есть план. Давай соберем все ценные бумаги «Хо-Пак», и если ты одалживаешь мне пятьдесят мил…

– Нет, спасибо, Ричард, – твердо заявил Хэвегилл. – Но у нас, вообще-то, есть предложение, которое остается в силе до пяти часов сегодня. Мы выручаем «Хо-Пак» и даем гарантию всем твоим вкладчикам. Взамен мы покупаем твои личные авуары по номиналу и…

– По номиналу? Да это в пятьдесят раз меньше их стоимости! – заверещал Ричард Кван. – Они стоят в пятьдесят раз дороже…

– Фактически их стоимость составляет пять центов на долларе, столько они примерно и стоят. Договорились?

– Нет, ясное дело нет. Цзю ни ло мо, ты считаешь, я уже никуда не гожусь, сошел с ума? – Сердце Ричарда Квана просто выпрыгивало из груди.

Минуту назад он допускал невозможную мысль, что Хэвегилл отсрочит конец, который – теперь это стало ясно, сколько Кван ни хорохорился, – был неминуем, пусть даже вина по большей части лежала не на нем, а на сплетниках и зловредных болванах, что принудили его к бессмысленным сделкам. И вот он попался. О-хо! Отныне на него будут давить, и, что бы он ни предпринял, от тайбаней ему не деться никуда.

«О-хо-хо! Несчастье за несчастьем, а теперь еще из-за этой неблагодарной шлюхи Венеры Пань я потерял лицо перед Дядюшкой Четырехпалым, Чарли Вангом и даже Фотографом Энгом. И это после того, как я лично вручил ей новое норковое манто, которое она так наплевательски волочит по грязи».

– Новое? – вспыхнула она сегодня утром. – И ты заявляешь, что это убожество новое?

– Конечно! – заорал он. – Ты что, за обезьяну меня принимаешь? Конечно новое. Я пятьдесят тысяч наличными за него отдал, о-хо!

Насчет пятидесяти тысяч он загнул, но про уплату наличными сказал чистую правду. И оба прекрасно понимали, что, назвав истинную сумму, он бы повел себя неподобающим человеку цивилизованному образом. Манто досталось ему от одного гуйлао, который переживал нелучшие времена, через посредника, за четырнадцать тысяч, после продолжительного торга; и еще две тысячи Кван отдал скорняку, который за ночь укоротил манто и переделал так, чтобы оно выглядело шикарно и чтобы его нельзя было узнать, а еще гарантировал, что поклянется всеми богами, будто продал его за сорок две тысячи, хотя на самом деле оно стоит все шестьдесят три с половиной.

– Пол, – с важным видом начал Ричард Кван, – положение «Хо-Пак» лучше, чем…

– Будь любезен, помолчи и слушай, – перебил его Хэвегилл. – Пришло время принимать серьезные решения – для тебя, а не для нас. В понедельник ты можешь обанкротиться и остаться ни с чем… Насколько я понимаю, на торгах первым делом начнут продавать твои акции.

– Но сэр Луис заверил меня, что…

– Я слышал, что они открыты для продажи, так что к вечеру в понедельник у тебя не будет ни банка, ни акций, ни лошадей, ни денег, чтобы покупать норковые манто Венере Па…

– Что? – Ричард Кван побледнел: он знал, что в двадцати шагах стоит его жена и с мрачным видом наблюдает за ними. – Какие еще норковые манто?

Хэвегилл вздохнул:

– Ладно, если тебе неинтересно… – Он повернулся, чтобы уйти, но Кван схватил его за руку.

– Пять центов – это просто смешно. Восемьдесят гораздо ближе к тому, что я могу выручить на открытом рын…

– Возможно, я смогу подняться до семи.

– До семи? – Кван стал сыпать ругательствами, главным образом для того, чтобы дать себе время подумать. – Против слияния я возражать не буду. С местом в совете директоров банка на десять лет при зарплате в…

– На пять лет – при условии, что ты заранее представишь мне подписанное заявление об отставке с открытой датой, что всегда будешь голосовать так, как захочу я, и что зарплата у тебя будет такой же, как у остальных директоров.

– Никакой отставки зара…

– Тогда извини, сделки не будет.

– Я согласен с этим пунктом, – величественно произнес Ричард Кван. – Теперь что касается денег. Я…

– Нет. Что касается денег, я, Ричард, в длительные торги вступать не намерен. Губернатор, тайбань и я согласились, что мы должны выручить «Хо-Пак». Решение принято. Я позабочусь, чтобы твоя репутация не пострадала. Мы гарантируем, что цена контрольного пакета останется в тайне, и вполне готовы к тому, чтобы назвать это слиянием. Кстати, я хочу объявить об этом в пять часов, сразу после седьмого забега. Или не объявлять никогда. – Лицо Хэвегилла оставалось угрюмым, но внутри он ликовал.

Если бы не объявление Данросса и не то, как оно было воспринято, ему никогда бы и в голову не пришло поступить так же. «Этот болван абсолютно прав! Пришло время работать по-новому, и кто сделает это лучше, чем мы? Это позволит оставить Сазерби на его сегодняшних позициях и наконец уравняет нас с „Блэкс“. На следующей неделе у нас в кармане окажется „Струанз“, а к будущему году…»

– Пятьдесят семь центов, и это грабеж, – настаивал Кван.

– Я поднимусь до десяти.

Кван и улещал, и юлил, и чуть не плакал, а сам не мог поверить своему счастью. «Цзю ни ло мо, – хотелось закричать ему, – несколько минут тому назад я не мог заплатить за корм для Баттерскотч Лэсс на следующую неделю, не говоря уже о том кольце с бриллиантом, а теперь я стою по крайней мере три с половиной миллиона американских долларов, а если провернуть дело по-умному, то гораздо больше».

– Тридцать, клянусь всеми богами!

– Одиннадцать.