Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 2. Рискованная игра - Джеймс Клавелл

– Мне придется покончить жизнь самоубийством, – взвыл он. – Моя жена покончит жизнь самоубийством, мои дети…

– Прошу прощения, Господин, – обратился к нему по-кантонски его тренер-китаец. – Забег отложен на десять минут. Будут ли какие-либо указания, кот…

– Ты что, не видишь, я занят, жабье брюхо! Поди прочь! – прошипел на том же языке Ричард Кван, грязно выругавшись, а потом обратил к Хэвегиллу свою последнюю жалкую мольбу: – Тридцать, мистер Хэвегилл, и вы спасете бедного человека и его сем…

– Восемнадцать, и это последнее слово!

– Двадцать пять, и по рукам.

– Мой дорогой друг, я прошу прощения, но мне нужно сделать ставку. Восемнадцать. Да или нет?

Ричард Кван продолжал жалостно тараторить и в то же время прикидывал шансы. Он заметил, что на лице оппонента мелькнуло раздражение. «Грязный кусок падали! Может, пора соглашаться? До пяти часов это дерьмо прокаженного может передумать. Если тайбань получил новый заем, возможно, и я смогу… Нет, не выйдет. Восемнадцать в три раза больше начального предложения! Нет сомнения, ты неглупый малый и прекрасно умеешь торговаться, – радостно фыркнул он про себя. – Может, пора соглашаться?»

На ум пришла Венера Пань, то, как она обошлась с его дорогим подарком и нарочно прижалась своей изумительной грудью к руке Четырехпалого, и на глазах у него выступили слезы ярости.

– О-хо-хо, – смиренно прошептал он в восторге от того, как здорово получилось вызвать настоящие слезы. – Двадцать, клянусь всеми богами, и я ваш раб навеки.

– Хорошо. – Хэвегилл остался очень доволен. – Приходи ко мне в ложу без четверти пять. Я подготовлю временный протокол о намерениях, и ты его подпишешь – и твое заявление об отставке с открытой датой. В пять объявляем о слиянии, и, Ричард, до того момента никому ни-ни! Если об этом станет известно, сделка отменяется.

– Конечно.

Хэвегилл кивнул и ушел, а Ричард Кван вернулся к жене.

– Что происходит?

– Тихо! – шикнул он. – Я согласился на слияние с «Викторией».

– А сколько нам заплатят за наши активы?

Он понизил голос еще больше:

– Двадцать центов сверх… э-э… официальной стоимости по книгам.

Глаза Май-лин загорелись восторгом.

– Айийя! – вырвалось у нее, и она тут же для пущей безопасности опустила глаза. – Какой ты молодец.

– Конечно. И пост директора на пять лет и…

– И-и-и, какая у нас будет огромная репутация!

– Да. Теперь слушай, сегодня до пяти часов нам нужно заключить кое-какие приватные соглашения по акциям «Хо-Пак». Мы должны выкупить их сегодня – по ценам распродажи, прежде чем все эти гнусные игроки утянут нашу законную прибыль. Сами мы это сделать не можем, потому что остальные мгновенно насторожатся. К кому можно было бы обратиться?

Она на мгновение задумалась. Ее глаза снова сверкнули.

– Прибыльный Чой. Пообещай ему семь процентов того, что он для нас заработает.

– Для начала я предложу пять и, возможно, смогу договориться о шести с половиной процентах! Отлично! И еще я использую Улыбчивого Цзина, он сейчас нищий. Потерял все. Между ними двумя… Увидимся в ложе. – Он с важным видом повернулся, подошел к своему тренеру и аккуратно лягнул его по голени. – О, прошу прощения, – проговорил он для тех, кто стоял поблизости и мог это заметить, а потом прошипел: – Не прерывай меня, когда я занят, обманщик ты и болван паршивый! И если ты надуешь меня, как надул Толстобрюхого Тока, я…

– Но я говорил вам об этом, Господин, – угрюмо отвечал тренер. – Он тоже знал! Разве не он это придумал? Разве вы оба не заработали кучу денег?

– О-хо, если моя лошадь не выиграет этот забег, я попрошу Дядюшку Четырехпалого прислать его уличных бойцов, чтобы они расплющили тебе «небесные сферы»!

По паддоку прошелестели налетевшие капли дождя, и все с беспокойством подняли глаза к небу. Выше, на трибунах и на балконах, все тоже переживали. Ливень перешел в мелкую морось, и Орланда на клубном балконе поежилась от напряжения и тревоги.

– О Линк, теперь я пошла делать ставки.

– Уверена? – усмехнулся он.

Ей никак было не решиться, и она мучилась уже целый день: сначала Пайлот Фиш, потом Ноубл Стар, затем пронесся слух, что победителем будет аутсайдер Уиннинг Билли, и снова Баттерскотч Лэсс. На Баттерскотч Лэсс ставки сравнялись, у Пайлот Фиша и Ноубл Стар это соотношение составляло три к одному – а когда объявили имя Травкина, поток ставок на нее стал стремительно возрастать, у Голден Леди – шесть к одному, а на остальных почти не ставили. Пока общая сумма ставок составляла умопомрачительную цифру четыре миллиона семьсот тысяч гонконгских долларов.

– Сколько собираешься поставить?

Зажмурившись, она выпалила:

– Все, что выиграла, и еще… и еще сто! Я быстро, Линк!

– Удачи. Увидимся после забега.

– О да, извини, так переволновалась, что забыла. Счастливо! – Она улыбнулась ему восхитительной улыбкой и умчалась, прежде чем он успел спросить, сколько же все-таки она ставит.

Он свои ставки уже сделал. На этом забеге разыгрывалась кинелла, а также второй этап двойной кинеллы. «Десять тысяч гонконгских долларов на Пайлот Фиша и Баттерскотч Лэсс, вне зависимости от того, кто будет первым, а кто вторым. Это должно сработать», – думал он, и его возбуждение тоже росло.

Он ушел с балкона и, пройдя между столами, направился к лифту, чтобы подняться наверх. Многие провожали его взглядом, некоторые здоровались, с завистью посматривая на маленькие бейджи у него в петличке.

– Привет, Линк! – остановил его Блицманн.

– О, привет. Как дела?

– Ты слышал, что они там выкинули? Ну конечно, ты же там был! – выпалил Блицманн. – Слушай, Линк, есть минутка?

– Конечно. – Бартлетт последовал за ним по коридору, ощущая на себе любопытные взгляды.

– Послушай, – начал Блицманн, когда они нашли тихий уголок, – ты с этими ублюдками «лайми» лучше смотри в оба. Ведь у нас с «Дженерал сторз» все было на мази, черт бы их побрал.

– Предпримешь вторую попытку?

– Это решат в головном офисе, а будь моя воля, проклятье, я утопил бы весь этот чертов остров.

Бартлетт не ответил, чувствуя, что на них оборачиваются.

– Слушай, Линк! – Блицманн заговорил вполголоса и пригнулся ближе с кривой ухмылкой. – У тебя с этой девицей что-то особенное?

– О чем ты?

– Ну, с этой шлюхой-евразийкой Орландой, с которой ты разговаривал.

Кровь бросилась Бартлетту в лицо, а Блицманн продолжал:

– Ты не против, если я тоже вставлю свою пару центов? – Он подмигнул. – Назначу ей свидание. Попрошу встретиться?