Греховные радости - Пенни Винченци

— Спасибо, Мелисса, — ответил Александр, — я мог бы абсолютно искренне произнести те же самые слова и в твой адрес. И спасибо всем вам. Спасибо за то, что пришли. Для меня это замечательный и незабываемый вечер.

— Он еще только начинается, — откликнулась Георгина, успевшая уже очутиться возле выключателя; она зажгла свет, и свечи на время словно померкли. — Миссис Тэллоу, мы готовы.

Миссис Тэллоу и Няня вошли в комнату, неся на серебряном подносе огромный торт, а точнее, два торта, сделанные в форме цифр, на каждом из которых горели зажженные свечи; все дружно пропели: «С днем рожденья тебя!», потом Георгина позвала: «Иди сюда, папа, задуй свечи!» — и он с веселым видом встал со своего места, подошел, нагнулся над тортами, сильно дунул — свечи дружно погасли, и все захлопали в ладоши. Малыш тоже встал и поднял над головой руки:

— А теперь я бы хотел сказать несколько слов. Мы все восхищаемся тобой, Александр. Восхищаемся тем, как выполняешь ты роль хозяина Хартеста, главы семьи, тем, какое благородство и обаяние, а в самые последние годы — еще и мужество ты вносишь во все, чем занимаешься. Я знаю, что все твои дети, да и мои тоже, испытывают к тебе огромную любовь, уважение и привязанность. Думаю, не омрачу этот праздник, если скажу, что сегодня здесь, с нами незримо присутствует и Вирджиния. Пусть только в наших мыслях и в нашей памяти.

Над столом повисла несколько напряженная тишина; Малыш поднял бокал и проговорил:

— За тебя, Александр! Мы все тебя любим.

— А теперь, папочка, — объявила Георгина, когда аплодисменты стихли, — у меня и у Кендрика есть для тебя совсем особенный подарок. Ты, может быть, обратил внимание, что среди других подарков от нас ничего нет.

— Нет, — ответил Александр, — не обратил. Мне бы и в голову не пришло заниматься подобными изысканиями.

— Ну, неважно. Няня, миссис Тэллоу, подержите нам дверь, пожалуйста, хорошо? А вы, Тэллоу, помогите внести подарок, ладно?

Она и Кендрик вышли из комнаты. Наступила долгая тишина. Никто не произносил ни слова. Потом ушедшие возвратились, медленно и осторожно неся свой подарок. Александр, не имевший ни малейшего представления о том, чего ему следовало ожидать, вдруг увидел, как, словно материализуясь из мечты, из мягкого полумрака коридора на него выплывает его дом, только уменьшенный, как это бывает в сказках, но такой же изысканно-изящный и прекрасный, из такого же серого камня, с такими же высокими окнами, витыми лестницами, греческими колоннами, с огромной парадной дверью; Александр протянул к наплывающему на него дому руки, как протягивают их навстречу другу или любимому человеку, лицо у него обрело одновременно и необыкновенно радостное, и очень торжественное выражение.

— Ох, дорогие вы мои, — выдохнул он, — дорогие. Это же просто потрясающе! — Он смолк, и только голубые глаза его, полные слез, блестели в свете свечей. В комнате, казалось, все застыло: никто не сдвинулся с места, не произнес ни слова, пока Александр стоял, не сводя с подарка глаз, скользя взглядом по модели, словно стараясь вобрать, впитать ее в себя.

— Мы сами сделали, — проговорила наконец Георгина. — Кендрик и я, мы подумали, что такой подарок тебе больше всего понравится. Это тебе от нас с любовью. — Она немного наклонилась вперед и поцеловала Александра в щеку, а потом вместе с Кендриком аккуратно поставила модель на пол.

Александр уселся за стол, вытирая слезы.

— Ты правильно подумала, дорогая моя, очень правильно. Спасибо тебе. И тебе тоже, Кендрик. Сколько же вы, должно быть, над этим трудились! Прекрасный подарок, я его даже не заслуживаю.

— Неправда, заслуживаешь, — энергично вмешалась Шарлотта, выводя своими словами всех, кто находился в комнате, из какого-то странного напряженного состояния. — Для чего же и нужны дни рождения, как не для того, чтобы получать заслуженные подарки! Но мы тебе не дадим сейчас сидеть тут и наслаждаться им, мы хотим, чтобы ты открыл все подарки, они сложены в Ротонде. Конечно, с этим ни один из них соперничать не может, но все-таки они стоят того, чтобы на них взглянуть.

Все поднялись из-за стола; Александр первым двинулся к выходу из столовой, обняв за плечи Георгину и Кендрика. За ними, держась за руки, шли Энджи и Малыш, а потом и все остальные.

— Давай потанцуем, — улыбнулся Кендрик, предлагая руку Георгине. — Весь вечер хочу сказать, что ты прекрасно выглядишь. А платье у тебя просто бесподобное.

— Да ну, Кендрик, глупости. На таком фоне, как Энджи и Мелисса, я должна казаться заурядной дурнушкой. — Она бросила заинтересованный взгляд на свое отражение в одном из высоких окон: на ней было длинное, плотно облегающее фигуру платье из белого крепа, с косым разрезом: «Прямо как у Джинджер Роджерс», — сказала Мелисса, когда в первый раз увидела его.

— Не говори так, Георгина, а то я буду вынужден сделать вывод, что ты нарочно напрашиваешься на комплименты. В жизни не слышал такой чепухи. Да ты вдвое красивее любой из них. Они как… как маленькие яркие орхидеи, а ты похожа на холодную, аристократичную лилию.

— Что ж, спасибо. — Георгина немного чересчур поспешно улыбнулась ему в ответ. — По-моему, ты и сам сегодня очень недурно выглядишь. Костюм у тебя просто потрясающий.

— Спасибо, — скромно ответил Кендрик. Он был не в смокинге, как все остальные мужчины, но в настоящем фраке двадцатых годов, с белым галстуком, и в высоких, на шнурках, ботинках в стиле Фреда Астера; когда он приехал, на нем были еще плащ и цилиндр. — Это все я купил прошлой зимой в Гринвич-Виллидж.

— А почему тебе так нравится одежда, чем ты это объяснишь?

— Мне нравится все, что доставляет зрительное удовольствие. Дома. Картины. Одежда. Ты, — добавил он, глядя ей прямо в глаза и улыбаясь. — Георгина, да расслабься ты, пожалуйста. Не понимаю, что с тобой в последнее время происходит. Я что, тебе больше не нравлюсь?

— Ну что ты, Кендрик. — В глазах ее, как всегда, легко и моментально, появились слезы. — Ты мне нравишься, конечно же, нравишься.

— Ну вот, опять плачешь. Господи, сплошной кошмар. А теперь-то в чем дело?

— Не знаю. Просто я себя как-то странно чувствую. Очень переживаю и волнуюсь. Наверное, это потому, что сегодня такой день.

— Ну, в таком случае простительно. Разрешаю попереживать. При условии, что твои волнения добрые. Я хочу сказать, благорасположенные ко мне. О боже, ты только посмотри на Энджи: по-моему, она крепко взяла в оборот этого вашего высокого соседа. Как ты думаешь, она сможет заставить его в себя влюбиться?

— Мне кажется, Энджи способна кого угодно заставить в себя влюбиться, — серьезно ответила Георгина, — но в данном случае я ее понимаю. Мартин похож на человека-загадку, какой-то он одновременно и страдающий, и… романтичный, как мне кажется. Он как будто знает какую-то очень глубокую и темную тайну, и притом такую, которую никогда никому не раскроет.

— Ну, если кто и сможет выудить у него эту тайну, так это Энджи, — резюмировал Кендрик. — Следи за собой, Георгина: минуту назад ты еще выглядела нормальной и веселой.