Круги в пустоте - Виталий Каплан

— Я знал, где открывать, — ответил старик, не торопившийся выходить из душного туннеля. — Даже находясь на Темной Дороге, можно видеть обычный мир. Конечно, не глазами, нет. Иначе… Это и маги умеют, и мы, Посвященные. Здесь, во внутреннем дворе, тоже есть вход… наверняка и князь Диу не раз им пользовался, ведя свои войска на соседей. Но попался в свою же яму.

— Чего мы стоим? — Митька схватился за рукоять кинжала. — Пойдемте.

— Не спеши, — удержал его за плечо Тми-Наланси. — Там и без нас справятся. Сперва снимут охрану на воротах, возьмут оружейную, оцепят казармы… Потом конница выйдет за ворота, чтобы остановить всякого, бегущего из замка, лучники засядут в башнях и на стене. Тогда уж и мы выберемся.

— А князь? — всполошился Митька. — Его же надо срочно ловить!

— Никуда не денется. Особый десяток Посвященных уже, должно быть, проник в его покои. Возьмем князя, не волнуйся. Видишь, как пригодились те планы, что ночью мы с тобой вычерчивали на свитках? Без твоей памяти все оказалось бы куда сложнее.

— Думаете, князя так легко захватить? — хмыкнул Митька. — Я же видел, как он дрался с кассаром Хартом-ла-Гиром. А кассар тоже не хлюпик…

— Мальчик, ты, видимо, все же не понимаешь, — мягко сказал Тми-Наланси. — Сейчас здесь творится воля Единого, наши люди — всего лишь клинок в Его руке, а рубит Он. Твой кассар идолопоклонник, он полагался лишь на свою силу и на магическое искусство, но Диу-ла-мау-Тмер превосходит его и в том, и в другом. Мы же отдаем себя Господу нашему, и именно Он сейчас действует. Я чую, как незримо для обычных глаз льются потоки Его воли. Сейчас во всем замке потеряли силу колдовские заклятья. Не сомневайся, это не первый тхаранский замок, который мы берем. И здесь будет то же, что и везде. Так что помолчи, и давай лучше помолимся, дабы не пролилось лишней крови.

Старик негромко затянул какое-то нескончаемое песнопение, в котором не удавалось даже разобрать отдельных слов — казалось, звуки незаметно перетекают друг в друга, ничем не разделяясь. Что это не олларский язык, Митька понял сразу. Но перебивать и спрашивать не решился. И так уже, наверное, надоел своими вопросами.

Было скучновато и немного обидно. Самое интересное творилось сейчас там, впереди, где жидким золотом расплескался дневной свет. Там ловили сейчас князя, там рубились на мечах с замковой стражей, там, наверное, брали подземную темницу… Может быть, Синто еще жив? Вот здорово, если успеют его спасти! Уж единяне-то о нем точно позаботятся! И еще хотелось заглянуть в спокойные серые глаза кассара. Впрочем, будут ли они спокойными? Да и живы ли оба? Не казнил ли их князь сразу же? Оставалось лишь надеяться, что он оттянул удовольствие на потом, сперва занявшись собственными рваными кишками. Интересно, а что с ним сделают единяне? После того, что пришлось увидеть в «раборатории», ничто не показалось бы Митьке излишним. И все равно, как бы его ни казнили, это не сравнится с сотой, нет, тысячной долей того, что творилось в розовом зале.

Он решительно дернул старика за рукав, прерывая его молитву.

— Вы простите, но… Там же дети, в покоях князя… Они же мучаются, а раз вся магия сейчас кончилась, значит, надо врачей… а то ведь перемрут все.

Тми-Наланси взглянул на него строго.

— Не считай других глупее себя. Конечно, целители у нас есть, но излечение — в руке Единого. Лучше помолчи и постарайся войти во внутреннюю тишину… чтобы там услышать Его.

Митька честно попробовал. Никакой внутренней тишины, однако, не было — билась в висках кровь, слегка звенело в голове, и нетерпение едкой кислотой жгло душу. Хотелось немедленно куда-то бежать, что-то делать, спасать кого-то… а не стоять вот так столбом, глядя на бормочущего старика. Молитвы Единому — это, конечно, правильно, но, по правде говоря, скучно. Пускай Посвященный молится, а Митьку отпустит… типа погулять.

Он осторожно, бочком, начал было двигаться вперед, но тут, едва не сбив его с ног, навстречу промчался бородатый воин с обнаженным мечом в руке.

— Ворота взяли, можно пускать конницу, — выкрикнул он, пробегая мимо. И сейчас же сзади послышался шум, лязг, глухой стук обернутых тряпками конских копыт. Сплошным потоком, не суетливо, но уверенно, двинулась к выходу конница. Митьке пришлось прижаться к черной стенке, чтобы его не зацепили. Стенка оказалась твердой, но понять, из чего она сделана, было совершенно невозможно, тем более, стало куда темнее — конные заслоняли и без того слабый свет. Митька, однако, понял, что это не камень, да и вообще вряд ли что-то такое, что можно потрогать. Что-то вроде затвердевшей тьмы.

Конница казалась нескончаемой, хотя он знал — большую часть хандары составляют пешие воины, всадников около тысячи. И вся эта тысяча сейчас тянулась мимо него, мелькали конские бока, лязгал металл, слышалось частое, возбужденное дыхание. Вспомнились Уголек и Искра. Хорошие были кони, жалко их…

Он все-таки осторожно двигался вперед вдоль стенки, поминутно оглядываясь на старика. Тот, казалось, не замечал ничего, целиком погрузившись в свое бормотание. Однако, когда последний всадник черной тенью проскользнул мимо него к выходу, Митька обнаружил вдруг, что чьи-то стальные пальцы больно сжимают его ухо.

— Ножиком помахать не терпится? — Тми-Наланси, оказывается, стоял у него за спиной. — Так не терпится, что и приказ блистательного Оорта-ла-Мирру забыл? Смотри, Митика, как бы не пришлось тебя наказывать… ибо млад ты и зелен, и помыслы твои колеблемы южным ветром. Тростью же направляют заблудшего на стезю его…

Блин, еще и эти! Обида внезапно взметнулась внутри, жгучей волной прокатилась от желудка к горлу. Уж кто только в этом дикарском мире ни грозил ему — и кассар, и люди из государевой спецслужбы, и князь… а теперь, выходит, и единяне тоже туда же? Да какое они имеют право?

— Права не имеете, — хмуро сообщил Митька. — И ухо отпустите, вы что, совсем?

Старик ухо отпустил, но уставился на Митьку удивленно.

— Что с тобой случилось, мальчик? Откуда в тебя вползла тьма? Впрочем, поговорим об этом после — сейчас нам действительно пора идти.

Солнце жгло, слепило, дышало с высоты белым огнем… оказывается, он уже немного подзабыл, каким оно бывает, олларское солнце. Точно по Темной Дороге шли не пару часов, а несколько месяцев.

Короткие и угольно-черные тени пересекали утоптанную до каменной твердости землю. Тени весело галдящих воинов-единян, тени сторожевых башен, тени врытых в отдалении столбов. Здесь, в этой части двора, Митьке еще бывать не приходилось. Синто его сюда не водил — рядом громоздилось угловатое здание темницы. Сами-то камеры внизу, но в тюрьме, понимал Митька, бывают не только камеры.

Неподалеку аккуратной горкой были уложены тела. Не так уж много, десятка два. Те княжеские воины, что не догадались или не захотели вовремя бросить оружие. Смотреть в ту сторону было неприятно, тем более что нахальные мухи уже начинали заинтересованно кружиться.

Митька сжимал рукоять своего кинжала, хотя в этом пока не было никакой необходимости. Оборона замка подавлена, немногих скрывшихся княжеских слуг ловит в поле конница, солдаты в казармах окружены тройным кольцом и, похоже, скоро сдадутся. А самое главное, виден на горизонте столб пыли. Это тянется вторая хандара, и менее чем через час будет здесь. Сам Митька, разумеется, этого не видел — ему сказал Тми-Наланси, за которым приходилось таскаться точно хвосту за собакой. Сам старик, впрочем, тоже не видел, это дозорные на башнях углядели и сообщили начальству.