Круги в пустоте - Виталий Каплан

— Ну же? Чего молчишь, Митика? Пора, мальчик. Взрослей.

— Я… — перехваченным горлом просипел Митька… — я не знаю, что говорить. Он хороший человек, кассар Харт-ла-Гир. Я на него не злюсь… за себя. Он наказывал меня, больно наказывал, но по делу… тут чего прощать? Тут даже нечего прощать… Может, если бы он даже убил меня, я бы на него не обиделся… Но он убил не меня. Он убил Хьясси. Как я могу прощать за него? Пускай прощает Хьясси. Только его больше нет, и тогда, получается, некому…

Он вновь затрясся в рыданиях, уже совершенно не думая, как на него смотрят. Сейчас, вот только что, секунду назад, он предал кассара. Кассара, который лечил его, защищал, учил… которому он рассказывал «Песнь о вещем Олеге» и о космических кораблях. Всего несколько слов — и предал. А не скажи он их — предал бы Хьясси.

— Что ж, — помолчав, сказал Посвященный Тми-Наланси, — значит, так и будет. Я думаю, Хьясси его простит там, у престола Единого. А здесь мы простить не можем. Освободите его от пут и цепей, — приказал он воинам. — И ведите наверх. Вернее, несите, вряд ли он способен сейчас ходить самостоятельно. И сделайте все быстро, не надо, чтобы он мучился.

— Вы что же, — вытирая слезы, повернулся к нему Митька, — прямо сейчас его хотите?

— Да, — жестко ответил старик. — Чем дольше протянем, тем тяжелее будет ему самому. Пойдем отсюда, малыш. Тебе вовсе незачем это видеть.

— Почему же? — рассмеялся в дальнем углу кассар. — Я бы на твоем месте, Посвященный, все ему показал. Пускай знает цену словам. Что ж, прощай, Митика. Не думаю, чтобы мы когда либо встретились там… Что мне тебе такого сказать? Ты слышал, как я говорил этому старику про третью правду. Так вот, это — правда.

Он замолчал, и двое стражников деловито подошли к нему, нагнулись, принялись возиться с цепями. А Тми-Наланси, крепко обхватив Митькины плечи, повел его из камеры. Митька не сопротивлялся, механически переставлял ноги и старался ни о чем не думать. И это ему удалось — мыслей действительно не было, ни одной. Просто тяжесть, слепая и глухая тяжесть внутри, и каждый шаг, казалось, прибавлял ей весу.

Никого не хотелось видеть. Бодрые слова, что не все потеряно, он и сам говорить умел. Толку-то от них? Уже несколько часов, как сбылась мечта — он домчался-таки, добрался до вожделенного замка Айн-Лиуси. Поднесли, можно сказать, на блюдечке с голубой каемочкой. Вот, высокие серые стены, круглые, похожие на шахматные ладьи, башни, можешь сколько угодно щупать руками. Но, как в тех же шахматах, что толку от сильных фигур, когда ходить нечем? Вернее, некуда.

Лешку отыскать не удалось. Замок, понятное дело, огромен, но и народу в обеих хандарах тоже немало. И уж, казалось бы, все облазили, в каждую щелочку потыкались, каждую стенку простучали. И нашли, много чего интересного нашли, только вот Лешки — ни следа. И здешнего хозяина, князя Диу, тоже ни следа. Магия? Но все Посвященные дружно уверяли, что никакой магии в замке не осталось, вся развеялась по молитве к Единому. Виктор Михайлович не спорил — им, наверное, виднее, что там развеялось, что нет. Только ведь и сына нет, и что тогда выходит? Или они изначально шли не туда, то есть тхаранские маги спрятали Лешку где-то совсем в другом месте, а Айн-Лиуси — камушек в кусты, или, что не менее скверно, князь, удирая отсюда, взял ребенка с собой. Ищи теперь ветра в поле.

А как мчались, как понукали и без того взмыленных коней, когда на горизонте показались угрюмые серые стены! Собственно, можно было и не гнать, все равно ведь предполагалась осада. Кто же знал, что хандара Оорта-ла-Мирру сумеет ворваться внутрь? Илси-Тнаури, кстати, едва заметно хмурился, видно, очень уж ему хотелось быть первым. Ничего, перетерпит, не гонки на кубок Европы.

Фактически, хандара Илси-Тнаури оказалась лишней. Все уже сделано — ключевые пункты заняты, княжеские войска обезоружены и заперты в казармах, подземные темницы обследованы. С военной точки зрения все уже было закончено. Достаточно оставить здесь гарнизон до подхода регулярных войск государя Айлвы, и можно бы возвращаться. Только вот Лешка… и князь. Упускать этакую змею никак нельзя.

Упускать никто и не собирался. Высланные в степь конные разъезды стрелами разлетелись во все стороны, сотники Аун-Минна и Хъярри-Гломму вели сейчас допросы. Пока результатов ноль. Никто ничего не слыхал про Лешку, не было такого, говорят. Впрочем, воины и слуги мало что знали. Мало кого из них допускали в княжеские покои, а те, кого допускали, видели доступное лишь обычному, человеческому глазу. И теперь, когда магия вроде бы отключена, становится ясно, сколько же здесь такого, о чем никто никогда и не подозревал. Чего стоит один лишь колодец, доверху заполненный детскими скелетами! А бесконечная череда залов, галерей, тайных хранилищ… По-хорошему, сюда бы весь УКОС командировать на полгода — и это только чтобы разобраться, что к чему.

Многое, конечно, мог бы рассказать Дима Самойлов. Как удачно вышло, что его нашла хандара Оорта-ла-Мирру! Казалось бы, одной головной болью меньше. Но именно что казалось — парень вскоре куда-то исчез. Вот уже несколько часов никто не знает, где он. То ли обиделся на излишне опекавших его единян и забился в какой-то глухой угол, то ли захотелось приключений… Ясно только, что за ворота замка он не выходил, а больше отсюда никак. Обычные пути перекрыты, а магических, надо полагать, больше нет.

По словам Посвященного Тми-Наланси, мальчишку упустили, уже выйдя из подземелья. Стоило старику на минуту отвлечься — и на тебе. Впрочем, Посвященный не слишком по этому поводу дергался. «Да не переживай ты, Вик-Тору, — говорил он слегка усталым голосом, — найдется отрок, никуда не денется. Нелегко ему сейчас на сердце, вот и носит его где-то». Тми-Наланси вкратце рассказал и о том, чем именно отягощено отроческое сердце.

— А что, никак нельзя было оставить этого Харта в живых? — раздраженно поинтересовался Петрушко, в упор глядя на Посвященного. — Обязательно нужна кровь?

Тми-Наланси спокойно выдержал его взгляд, не моргнул.

— Кассар Харт из рода Гиров убил беззащитного ребенка, и хуже того — принес его в жертву темному демону. По нашим установлением сие подлежит смерти, — строго разъяснил он. — Никаких скидок и уверток тут не предусмотрено. Закон Единого прям как стрела, отступить от него в малом означает отступиться и от всего упования нашего.

— Этак вы, ребята, далеко пойдете, — бросил в душный воздух Петрушко. — Если уже сейчас, едва лишь получив государево покровительство, вы наладились кровь лить, так посмотрел бы я, что из вас получится через пару сотен лет. Запылают, боюсь, костры, полетят клочки по закоулочкам. У нас так было, кстати, и ничем хорошим не кончилось. В рай, как говорится, на аркане не тянут. — Рука Единого убережет нас от пути зла, — убежденно заявил старик, и Виктор Михайлович понял, что спорить тут бессмысленно. Фанатик есть фанатик, да и некогда богословские диспуты разводить. Умен Посвященный и по-человечески симпатичен, но если уж на чем-то его заклинит… остается лишь умыть руки.

— А друга его так и не нашли? — помолчав, спросил он.