Большая энциклопедия начинающего психолога. Самоучитель - Геннадий Старшенбаум

Если я оцениваю пациента как перспективного для дальнейшей работы, переход в наставничество вызывает у меня двойственные чувства, у которых есть своя динамика: сначала, конечно, чувствуешь довольство от того, что твоего мнения ищут и готовы к нему прислушаться, нарциссически раздуваешься и чувствуешь себя всемогущим; потом начинаешь сомневаться в возможном эффекте от сказанных тобой слов, то, что казалось в них умным, начинает казаться глупым; потом, особенно когда пишешь сессию, становится стыдно, что так долго говорил и занимал место пациента; потом укоряешь себя, что не остался в «правильной» аналитической позиции и из-за этого потерял свою профессиональную идентичность и, возможно, пациента.

Отец любит дочь за то, что она продолжает его жизнь: «Ты моя хорошая!» Родственники гордятся, что она несет в себе фамильные черты – «Наша кровь!» Гордятся «благородным» происхождением, заслугами предков. Сближать людей могут не только похожие и дополняющие гены и архетипы, не только общие вкусы и отношения, но и общий враг, общий друг или ребенок, общее дело или развлечение, общая беда или праздник.

Понятие объединяющего фактора объясняет зависимые отношения как взаимное отождествление с идеализированным объектом (чувственными удовольствиями, моральными ценностями, будущим ребенком). Объединяющим фактором может быть общий враг, фетиш (тело, богатство), аддиктивность и искрящие страсти («О, как ты красив, проклятый» – Ахматова) и даже обоюдный отказ от них: «Мне нравится, что вы больны не мной, Мне нравится, что я больна не вами» (Цветаева).

Люди приходят ко мне за помощью по разным причинам, но общим для них является неспособность установить удовлетворительные длительные отношения с другими людьми. Такие отношения начинают устанавливаться межу нами вперемешку со старыми стереотипами. Если клиента похвалить, он не поверит, покритиковать – расстроится, уйти от ответа – обидится на равнодушие. Антипатия, которую я могу испытывать к сопротивляющемуся клиенту, даже помогает мне, поскольку ослабляет желание спасать, обычно маскирующее мои невротические потребности.

Клиенты нередко дарят мне что-нибудь из «дружеских» чувств. Резкий отказ принять подарок может причинить ранимому клиенту вред, который перевесит предполагаемую пользу моего отказа. Я анализирую мотивацию дарения, учитываю особенности личности и состояния клиента, сложившиеся взаимоотношения с ним. Пытаюсь понять, какую реакцию на подарок клиент ожидал от меня. Я принимаю подарок, если он не дорогой, дарю что-нибудь в ответ и объясняю, что сделал исключение из правила: полезнее будет выражать чувства не действиями, а словами.

Друг познается в беде. Объединяющий фактор в дружбе – взаимовыручка, взаимоуважение, взаимопонимание. Добавить взаимное сексуальное влечение, и получится любовь. Одно лишь «хорошо сидим» – это для приятелей. Проститутка хочет 100 долларов за час, «честная» женщина – все, что есть у мужа. Она платит мне 100 долларов, как мужу на час и, как сказала одна клиентка, «трахается со мной мозгами». Такая безопасная измена супругу.

Некоторые клиенты пытаются подкупить меня своим послушанием. Другие организуют отношения со мной по принципу: «Полюби меня черненького». Ведут себя все хуже, проверяют: любит – не любит. Поэтому я слежу: не слишком ли охотно клиент поддакивает мне или, наоборот, почему стал чаще возражать? Что думает обо мне между сессиями, какие видит сны с моим участием? Нередко клиент намекает о своем отношении ко мне, говоря о других авторитетах, или обиняком интересуется моим отношением к нему.

Обычно вначале клиент идеализирует меня, поскольку отождествляет меня со своими желаниями и надеждами на то, что я буду для него безупречным родителем, способным оказать ему наиболее эффективную помощь. Когда ожидания клиента не оправдываются, он начинает сердиться на меня и на мою профессию, на себя и на свою жизнь. От этого его настроение падает еще больше, ухудшается отношение ко мне.

Клиент разочарован и чувствует себя обманутым, но не решается прямо высказать свои претензии – не так воспитан. Максимум, чем он может отомстить – это полуосознанный саботаж. Я выражаю понимание его чувств – мне ведь они тоже знакомы по собственной терапии. Мне в таких ситуациях помогал откровенный разговор, я предлагаю клиенту сделать то же самое и затем благодарю за честность и радуюсь его смелости.

Эмоциональная близость в терапии служит многим целям. Она предлагает клиенту безопасное место, чтобы раскрыть себя как можно полнее. Более того, она предлагает ему опыт принятия и понимания после глубокого раскрытия. Она обучает социальным навыкам: клиент узнает, чего требуют близкие отношения. А также начинает понимать, что близость возможна, даже достижима. И, возможно, самое важное, что достигнув небывалого до этого уровня близости в терапевтических отношениях, он может создать такие отношения с важными для них людьми.

Многие мои пациенты, как подростки, демонизируют своих родителей: все плохое в жизни из-за них. Я принимаю огонь на себя, потом они убеждаются, что стреляли по тени отца Гамлета, и начинают строить реальные отношения со мной и с другими. Есть и такие, кто застрял в детсадовском обожании родителей, которые остаются неприкосновенными священными коровами. Они не дают раздвинуть свои шоры, в лучшем случае доходят до бунта против меня и хлопают дверью с воплем: «Наших бьют!» Некоторые из них через какое-то время возвращаются, находясь уже в подростковой фазе.

Убедившись, что я не собираясь ни дружить с родителями против них, ни с ними против родителей, клиенты доверчиво приносят мне в телефоне старые фотографии, это оживляет важные воспоминания и делает нас ближе. Иногда я прошу клиентов написать и принести на сессию письмо к тому, с кем у них осталось важное незаконченное дело – например, недоступным или мертвым родителем, бывшей женой, ребенком.

На первой встрече я спрашиваю, как клиент надумал прийти ко мне. Если клиент был направлен кем-то, я интересуюсь, что ему известно обо мне, чего ждет от меня и насколько эти ожидания соотносятся с его первым впечатлением обо мне. Клиентов, которые приходят ко мне, прочитав одну из моих книг, я спрашиваю: «Что такого было в этой книге, что привело вас ко мне? Соответствует ли наша беседа вашим ожиданиям? Как вы относитесь к тому, что в моих книгах фигурируют клиенты? Какие еще вопросы вы хотели бы прояснить в связи с моим писательством?»