На пути к краху. Русско-японская война 1904-1905 гг. Военно-политическая история - Олег Айрапетов
Шрифт:
Интервал:
Перед отъездом в Портсмут, 1(14) июля 1905 г. Витте встретился с Великим Князем Николаем Николаевичем-мл. для того, чтобы выяснить состояние русской армии и ближайшие перспективы военных действий. Результаты были малоутешительными: больших поражений, подобных Ляояну и Мукдену, Николай Николаевич не ожидал. Наоборот, он считал, что армия в состоянии перейти в контрнаступление и оттеснить японцев за Ялу и Квантун, но оценивал стоимость кампании в 1 млрд. руб., а потери — в 200 тыс. убитыми и ранеными. При этом господство на море останется в японских руках, и следовательно, можно будет ожидать занятия противником Сахалина и значительной части Приморской области{2208}. Подобный сценарий летом 1905 года был неприемлем, в охваченной революцией стране невозможно было провести новые частичные мобилизации без применения силы, в казне не хватало средств на военные действия, возможность внешнего займа практически исключалась{2209}. Тем не менее Витте просил русское командование организовать наступление — даже частичный успех в этой обстановке был бы важен для улучшения позиций русской делегации.
Однако Линевич не собирался наступать, к его нерешительности добавилось опасение, что революция сделает то, чего не удалось японской армии, т. е. отрежет русские войска в Манчжурии от снабжения по железной дороге. Организации РСДРП, действовавшие на Сибирской железной дороге, занимались безудержной пропагандой, даже в начале сентября 1905 г. они обвиняли Витте в том, что он не торопится заключать мира, потому что царь ему выдал по 400 рублей в день «на продовольствие» и по 5 000 рублей на экстраординарные расходы. «Жить можно». — Утверждала большевистская листовка{2210}. Остается только гадать, какое впечатление подобные суммы должны были произвести на рабочих и солдат. Им и предлагалось единственно возможное решение проблем страны: «В то время, пока народный враг — царское правительство — сладко поет о мире, дружно подготовим общую стачку по линии дороги и остановим все поезда. Сами солдаты будут рады помочь нам. Но для этого надо работать, товарищи»{2211}.
Тем временем и японцы не теряли времени. В Токио перед началом переговоров шли острые споры об их программе. Наиболее жестко был настроен министр иностранных дел Ютаро Комура настаивал на том, чтобы включить в нее не только контрибуцию, признание японского контроля над Кореей, передачу Квантуна, ЮМЖД до Харбина, но и обязательство со стороны России ограничить в будущем использовать КВЖД исключительно в коммерческих целях, предоставить Японии полные права на рыболовство близ побережья и рек Приморья, права на свободное судоходство по Амуру от дельты до Благовещенска, открыть Благовещенск, Хабаровск и Николаевск для свободной торговли японских подданных и открыть в этих городах и во Владивостоке японские консульства{2212}. Это была программа, в реальность достижения которой японское правительство и военные не верили. В результате на заседании кабинета министров 21 апреля 1905 г. был утвержден санкционированный императором список японских требований. Они делились на абсолютно необходимые (признание права на свободу действий в Корее; одновременная эвакуация Манчжурии; передача прав на Квантун и часть ЮМЖД) и желательные (контрибуция, передача русских судов, укрывшихся в нейтральных портах, передача Сахалина и прилегающих островов, предоставление прав на рыбную ловлю вдоль побережья Приморья, разоружение Владивостока и превращение его исключительно в торговый порт){2213}.
Было ясно, что желательные требования полностью реализовать не удастся, как, впрочем, и то, что японское общественное мнение не простит этого руководителю делегации своей страны на переговорах. Поэтому император сразу же вывел из числа кандидатов, пожалуй, одного из самых авторитетных японских государственных деятелей — маркиза Ито. От чести возглавить делегацию отказался и премьер-министр генерал армии виконт Таро Кацура. Будущий мир превращался в почти точно такую же ловушку для японских политиков, каким он был для русских. Разница заключалась в том, что значительная часть русского общества по самым разным причинам не простила бы уступок Японии, неизбежных после такой неудачной войны и при таких неблагоприятных внешне и внутриполитических обстоятельствах, а подавляющее большинство японского общества не простило бы уступок от самых жестких требований к России. Последнее также было естественно, так как война привела к огромным человеческим и материальным потерям, а также к всплеску националистических настроений.
Наиболее точно эти народные чувства изложил в своей программе барон Комура. Именно он и был назначен главой японской делегации. Комура полностью подходил к роли потенциального козла отпущения: 1) он был моложе многих членов правительства(50 лет) и амбициозен; 2) его возможная отставка в отличие от Кацуры не привела бы к правительственному кризису; 3) он не был выходцем из наиболее влиятельных кланов — Сатсума, Тёсю и Тоса. Назначение Комуры закладывало предпосылки кризиса на переговорах, т. к. и сам он прекрасно понимал сложившиеся обстоятельства, и поэтому должен был действовать жестко. Очевидно, поэтому его и лишили права в случае угрозы срыва переговоров решать их судьбу без санкции правительства{2214}. Последнее делало неизбежным активную переписку между Портсмутом и Токио, как, впрочем, и между Портсмутом и Петербургом. Японцы не сумели взломать русский дипломатический шифр, и поэтому вынуждены были обращаться к помощи британских криптографов, также действовавших не всегда удачно{2215}. 8 июля 1905 г. японская делегация отбыла в США, провожаемая криками «банзай» провожавшей ее многотысячной толпы. «Когда я вернусь, — сказал Комура сопровождавшему его чиновнику, — эти люди превратятся в бунтующую толпу и встретят меня комьями грязи или стрельбой. Так что лучше сейчас насладиться их криками «банзай»«{2216}.
Имея перед собой противника, прочно опиравшегося на собственные успехи и поддержку союзников, а позади — страну, охваченную революцией и армию, командование которой не желало рисковать и переходить в наступление, Витте пришлось рассчитывать только на собственные дипломатические способности. Его внешнеполитическая программа теперь отличалась трезвостью. «Нам нужен скорейший, но прочный мир на Дальнем Востоке. — Писал он 23 июня(6 июля) Куропаткину. — Нужно пожертвовать всеми нашими успехами, достигнутыми там в последние десятилетия. Нужно покончить со смутою в России и начать новую, деятельную жизнь разумного строительства. Нужно лет 20–25 заняться только самими собой и успокоиться во внешних отношениях. Мы не будем играть мировой роли, — ну, с этим нужно смириться. Главное, внутреннее положение, — если мы не успокоим смуту, то можем потерять большинство приобретений, сделанных в XIX столетии»{2217}.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!