Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI— XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время - Сергей Федорович Платонов

под обычными выражениями: «бояре и воеводы», «бояре и окольничие». К этому прибавлялось всегда особое упоминание о Пожарском, который был по своему положению главного земского воеводы, членом боярского синклита, хотя и не носил думного чина. В некоторых случаях это упоминание отличалось торжественностью и вычурностью; «бояре и воеводы и по избранью всех чинов людей Российского государства в нынешнее настоящее время того великого государства многочисленного войска у ратных и у земских дел стольник и воевода Дмитрий Пожарский с товарищи». Таким образом, ратный синклит состоял из двух слоев: собственно думных чинов и ратных начальников. Это не была нормальная боярская дума, потому что ее уже совсем тогда не существовало, как не существовало и правильного патриаршего совета. Но ратный синклит усвоил себе все функции боярской думы, а вместе с тем пользовался и ее обычным названием, именуя себя «боярами». Личный состав этого синклита не вполне известен; по грамотам можно указать лишь несколько бояр и окольничих, стольников и дворян, в него входивших. Наиболее подробный их перечень находится в грамоте 7 апреля 1612 года, о которой шла речь выше. Если не ошибаемся, до самого соединения ярославской рати с табором боярина князя Д. Т. Трубецкого под Москвой у Пожарского было только два боярина: Вас. Петр. Морозов и князь Вл. Т. Долгорукий. Первый пришел из Казани, где был воеводой, под Москву в июле 1611 года и оттуда перешел в Ярославль; второй, счастливо избежав московского плена, приехал в Ярославль, кажется, из новгородских мест[244]. Наконец, что касается до уполномоченных земских людей, служилых и тяглых, то присутствие их при Пожарском в роли «совета всея земли» уже давно не подвергается сомнению. Было выше указано, что еще в апреле 1612 года Пожарский с товарищами просил города о присылке к нему для совета «изо всяких чинов людей человека по два» с письменными наказами. С такой просьбой Пожарский обратился даже в Великий Новгород, предлагая новгородцам вместе с уполномоченными прислать ему точные сведения об условиях договора Новгорода со шведами. Насколько можно судить по летописи и прочим документам, земские представители собрались в Ярославль и принимали там участие в ведении дел военных, судебных и даже дипломатических. Когда Пожарский послал в Новгород с С. Татищевым посольство, то в него вошли «ото всех городов по человеку», «дворяне разных городов». Когда новгородское посольство приехало в Ярославль, то при его приеме присутствовали не одни «начальники»: Пожарский писал в Новгород, что «ныне изо всех городов при ваших посланниках были многие всяких чинов люди и то слово по вашему письму слышали». Ответ на новгородские предложения обсудили тоже не одни начальники, а весь «народ»: митрополит Кирилл и начальники и все ратные люди», то есть весь ратный совет. Когда на жизнь Пожарского было сделано покушение, виновных допрашивали «всею ратью, и посадские люди» и наказание им назначили «землею ж». Точно так же «все ратные люди» приговорили дать «жалованье, денег и сукон» служилым людям, присланным в Ярославль из-под Москвы в послах от своих товарищей, «украинских людей». Нельзя определить точно состав этой «всей рати» и «всей земли» и изучить действительные отношения ратного совета к руководителям рати, ее «начальникам», но, во всяком случае, не подлежит никакому сомнению, что и иностранцам и русским современникам ратный совет казался правильным и полномочным народным собранием. Именно так оценивает Петрей «московские сословия» или «русские сословия» в Ярославле (die Musscowitischen Stände, die zu Jarosslaw versamleten Reussischen Stände). В русских же актах приговоры ратного совета в Ярославле и под Москвой в 1612–1613 годах прямо называются «советом всея земли» и признаются за распоряжения верховного правительства. На этот совет неизменно опираются во всех своих распоряжениях «бояре и воеводы»; его именем действует и вся ярославская администрация, образованная по привычному московскому шаблону в виде «приказов» и различных «изб», как в самом Ярославле, так и во всех прочих городах, подчинившихся ярославской юрисдикции[245].

Такой вид приняло временное земское правительство. Оно слагалось постепенно; сложность дела и расшатанность общественного строя не позволяли достигнуть скорого и определенного успеха ни в правительственной организации, ни в воинском устройстве. Современники разных направлений – и сторонник ярославского правительства, автор «Нового Летописца», и недоброжелатель ярославцев Палицын – одинаково говорят о различных распрях, розни и нестроениях в ратном управлении. Однако оба они удостоверяют, что ярославская рать была в конце концов приведена к большому благоустройству; по выражению Палицына, в ней «вси иже от воинского чина, и нищии обогатишася и быша конны и вооружены», а по казачьему выражению, земские полки в Москве «богата пришли из Ярославля». В конце стоянки в Ярославле ополчение и его власти представляются наблюдателю уже вполне организованной силой, которой подчинено все Поморье, Понизовье и замосковные места на севере от самой Москвы. Созданием этой правительственной силы достигалось решение ближайшей и важнейшей задачи нижегородского движения. Была образована прочная народная власть, ставшая политическим центром и руководительницей для консервативных слоев московского общества, то есть для служилых людей и мужиков Замосковья и Поморья. Этой власти недоставало только «государя», которого думали избирать в Ярославле. Но царское избрание надобно было отложить ради иных неотложных дел[246].

Новой власти надлежало определить свое отношение к другим властям, желавшим овладеть Русской землей. Не считая поляков, это были казачьи власти под Москвой и шведская власть в Новгороде. С первыми была открытая вражда, со второй – неопределенные отношения. Раньше, чем идти против главного врага, польского короля, Пожарскому нужно было сломить казачество и обеспечить себя от войны со шведами. Против казаков он действует открытой силой. Его войска прогоняют казаков Просовецкого из Суздаля, казаков В. Толстого из Пошехонья, а черкас из Антонова монастыря. Под Угличем князь Дм. М. Черкасский наносит казакам большое поражение, а И. Ф. Наумов отбирает от казаков Переяславль-Залесский. Но вместе с тем всех казаков, которые готовы были отстать от Заруцкого, в Ярославле принимали на службу и давали им «жалованье земское довольное». В некоторых случаях Пожарский даже посылал своих дворян в города, занятые казаками, с прямым поручением, чтобы «казаков уговорити и привести в Ярославль». Словом, в рати Пожарского в отношении казаков стали на том, что было постановлено в первом ополчении 30 июня 1611 года: принимать казаков на службу и обеспечивать землями, деньгами или «кормом», но выводить их из городов, не пускать в администрацию и не давать грабить и своевольничать. Терпели только служилого и подчиненного казака и не признавали вольного, «воровского». В этой борьбе с казаками ярославское ополчение одержало полную победу. При его приближении к Москве Заруцкий побежал из своего табора, «собрався с казаками с ворами, – мало не