Искры - Раффи

которые были направлены только на злодеяния, отдать на благо общества!» Так закончил Мурад свою небольшую речь, обращенную к старцу.

Закончив работу, Мурад подсел ко мне. Я не намекнул ему, что видел его прежде на арабском минарете. Он предполагал, что я его не узнаю в костюме лаза — на минарете он был одет зейтунцем и говорил на зейтунском наречии. Мне неудобно было изобличать его в том, что он скрывал от меня. Но я был уверен, что он не скроет от меня своих сношений с кумом Петросом — ведь я был свидетелем трогательных объятий и их душевных излияний!

— Вы, вероятно, давно знаете старца? — спросил я.

— Не только знаю, но он был моим учителем.

— Как? Этот «хачагох»?

— Да, этот «хачагох».

— Каким образом вы попали к нему?

— Долго рассказывать! Коли начну, до утра не закончу.

— Очень прошу вас, расскажите! Я много чего слыхал о куме Петросе, но не приходилось видеть его.

— Вероятно, и обо мне слышали?

— Да, ваше имя неразрывно связано с его именем.

— Да вы правы… Неразрывно… — повторил он с грустью в голосе.

Вот что рассказал мне Мурад.

В юные годы он был учеником у кузнеца. С мастером стряслась беда, заподозрили и ученика. Мурад скрылся, чтоб не попасть в руки полиции. Повстречались с ним такие же, как и он, бездомные подростки, бежавшие из школы тер Тодика и скрывавшиеся в лесах Савра. Это были — Аслан, Каро и Саго. Несколько недель пробыл Мурад у них. Иногда заходил к ним старик-охотник, по имени Аво и наставлял заблудших детей. Но недолго наслаждался Мурад теплым содружеством, пришлось расстаться, и он попал в руки кума Петроса. Последний взял мальчика под свое покровительство, увел в чужие края и сделал «хачагохом». Каро, Аслан и Саго, последовав советам охотника, также покинули родную страну, но морально не развратились, а получили образование и вышли в люди.

Удивительное повествование! Это была печальная история бродяги, искателя приключений…

— Стало быть, вы с детства знакомы с Асланом и его товарищами?

— Да, с детства, но пути наши разошлись. После долгих скитаний мы опять сошлись и вновь протянули друг другу руки…

— Но каким образом вам удалось исправиться и свернуть с плохого пути?

— Пришлось пройти много темных, извилистых тропинок, по которым ходят «хачагохи», видеть много притонов, где формируются и развиваются способности «хачагохов»; в конце концов, я был пойман на месте преступления, и меня сослали. Там, в далекой ссылке, познакомился с хорошим человеком, тоже ссыльным. Вот он-то и возымел на меня благотворное влияние, и я исправился.

— А как звали его? Кто он был?

— Личность таинственная… До сего дня я не мог узнать настоящего имени его. Все ссыльные прозывали его «немой», так как он редко когда говорил.

— Где он теперь?

— Не знаю.

Теперь я вполне убедился, что «хачагох», под влиянием хороших людей, в безупречной среде, может измениться, стать порядочным человеком. Но меня мучили сомнения насчет кума Петроса. Мурад мне сказал:

— Человек он очень хороший, даже добродетельный. Но прежние грехи так тяготеют над душой старика, что надежда на прощение исчезла. Он не в силах убедить себя, что безгранично милосердный господь может простить всякого раскаявшегося, и несчастный старец терзается постоянно укорами совести.

В эту минуту к нам подошел приятель Мурада, ходивший далеко за сеном для лошадей. Я попросил познакомить нас.

— А вы ведь знакомы, — сказал он с таинственным видом — Не помните? Вы встречались с ним на арабском минарете.

— Помню… И с вами тоже, — добавил я.

— Да, и со мной, мы были вместе.

— Его зовут Джалладом?

— Да.

Теперь все мои сомнения рассеялись. Мы были старыми знакомыми и друзьями.

Из палатки послышался голос Аслана: он распорядился оседлать лошадей.

Утро только что занималось, когда мы тронулись в путь. Престарелый «прорицатель» благословил нас и пожелал «удачи». Таким пожеланием провожали нас каждый раз наши друзья.

В лагере шейха все спали. Кругом царила полная тишина. Лишь вдали перекликались ночные сторожа.

Глава 23.

ВОСТАН

— Дорога будет опасная! — предупредил нас Мурад и посоветовал держать оружие наготове.

Он ехал впереди, Джаллад за нами, я с Асланом находились под их защитой. Я вспомнил про зайца; нет, с нами непременно случится беда!

Дорога была ужасная. Мы пробирались по извилистым ущельям Артоса, по мрачным теснинам и крутым обрывам. Легко было сорваться в бездонную пропасть, но наш проводник знал все тропы и извивы дороги, как свои пять пальцев. Артос и Вапут-Кох, сплетаясь между собою волнистыми цепями, образуют горную сеть страны Рштуни. Эта гигантская сеть является как бы западней для путников. Мы блуждали в этой западне, как бы устроенной прихотью гор для ловли людей. Мы проезжали по лесам, объятым мраком. Изредка встречали группы людей, направлявшихся на пастбища к своим стадам. Глядя на величавые леса, глядя на рослых людей, я убеждался что в этой дикой горной стране все было так же сурово и грандиозно, как окружающая природа. Но время стерло былую славу и могущество… Остался в своем величии лишь несокрушимый Артос!

Я сгорал от нетерпенья — когда же выберемся из этих мрачных теснин? Хотя бы луч света! Горизонт был закрыт высочайшими горами. Я глянул вверх: по небу плыли белоснежные облака, слегка отливавшие золотом. Верно, всходит солнце. А в ущелье царит еще ночная мгла. Даже в самые солнечные дни там темно и мрачно, а в ту ночь шел дождь, и ущелье заволокло утренним туманом.

Встреча с злополучным зайцем и на этот раз не имела дурных последствий. Мы совершили опасный переезд без приключений, но дорога нас крайне утомила. Однако усталость совершенно исчезла, когда мы, наконец, взобрались на нагорье, откуда виднелось лазурное море[114]. Аслан простер руку по направлению к видневшимся вдали развалинам древнего города и сказал:

— Это Востан!

Востан! Это слово знакомо мне с детства. В книгах я ничего не читал о нем. Я часто слышал, как матери, убаюкивая детей, или, подбрасывая вверх своих малышей, пели песню, в которой сулили многое — и оружие в серебряной оправе, и златотканную одежду, и огненного коня… Каждая строфа этой песни, проникнутой материнской лаской, кончалась припевом:

Откуда возьму, отколь добуду?

Из Вана возьму, из Востана добуду.

Эта песня воспевала блестящее прошлое Востана. Слушая ее, я представлял большой торговый город, полный всех благ мира. Но когда мы подъехали, когда я увидел груду развалин, мои детские грезы разлетелись в прах. От