Тени над Гудзоном - Исаак Башевис-Зингер

законов иудаизма. Джек заглянул в эту книгу и сразу же сказал, что это насмешка и пустышка. Лея нашла в этой книге ошибки. Написанное там не соответствовало тому, что знала о еврействе сама Лея. Однако Патрисия читала эту книгу с таким увлечением, будто это был захватывающий бестселлер. Она даже делала пометки. Патрисия составила список всех еврейских праздников, приобрела календарь с еврейскими датами. Теперь она заранее знала, когда будет Новолетие, Судный день, Кущи, Шмини-Ацерет.[373] Она начала засыпать Лею вопросами, касающимися религиозных законов и обычаев. Можно ли готовить в субботу на электрической плите? Можно ли купить в Нью-Йорке специальную доску для высаливания мяса?[374] Можно ли в Судный день принимать душ? Можно ли достать кошерную ветчину? Казалось, Патрисия была целиком захвачена этими ритуалами. Джек как-то спросил ее:

— Разве ты веришь во все это безумие?

— Это интересно.

— Если ты верующая, то почему ты не ходишь в церковь?

— Я хочу принадлежать к той религии, к которой будут принадлежать мои дети…

Джек упрекнул Патрисию в том, что она не прогрессивна и что его друзья будут над ним смеяться, узнав, чем она занимается. Однако Патрисия ответила на это:

— Миссис Гольдман тоже прогрессивная, но она же устроила для своей Элинор бат мицву…[375]

Джек наконец понял то, что рано или поздно понимает всякий мужчина: женщина живет не разумом, а эмоциями, инстинктами, модами и просто упрямством, которому нет никакого предела. Патрисия пошла к раввину городка. Этот rabbi был какое-то время актером и играл в маленьких театрах в Гринвич-Виллидж. Он писал пьесу. В девичестве Патрисия была связана с одним репертуарным театром, так что вполне возможно, что этот rabbi и Патрисия играли когда-то на одной сцене. Но теперь он был раввином, и Патрисия поделилась с ним своими мыслями. Он угостил ее сигаретой, выслушал все, что она хотела ему сказать, предложил ей выпить водки. Он рассказал ей, что десятки христианских женщин, вышедших замуж за евреев, думают так же, как она. Rabbi сказал:

— Если ты спрашиваешь меня приватным образом, как друга, то я отвечу тебе: беги от еврейства, как от чумы. Оно создает слишком много проблем. Еврей не чувствует себя дома даже в нашей Америке. Однако в качестве раввина я обязан принять тебя с распростертыми объятиями…

Патрисия насторожилась:

— Какие могут быть проблемы? В Америке каждому позволено служить Богу так, как ему этого хочется.

— Да, но владельцу кантри-клуба точно так же позволено не впускать евреев.

— Ну и ладно. Квакеров тоже преследовали.

— Не так, как евреев.

— Мир движется вперед, а не назад.

— В отношении евреев нет прогресса…

Патрисия ушла от раввина недовольная. Она решила, что реформистские раввины ей не по вкусу. Почему он не носит бороду, если он раввин? Почему он не надевает головной убор? И почему в разговоре он активно пользуется сленгом? В Нью-Йорке Патрисия видела других раввинов — с бородами, с пейсами и в длинных лапсердаках. Они немного грязные, старомодные, странные, но в их глазах есть нечто притягивающее, интригующее. Патрисия прочитала в книге про Маймонида, Бааль-Шем-Това и Виленского гаона. Некоторые раввины подолгу постились, а какой-то рабби Акива[376] пошел на то, что его тело скребли железными гребнями, пока его душа не покинула тело с криком: «Слушай, Израиль!» Еще один мудрец, рабби Ханина бен Доса,[377] питался меркой плодов рожкового дерева от одной субботы до другой. Это были не актеры, а Божьи люди. Есть ли такие и сейчас? Если есть, то она, Патрисия, хотела бы познакомиться с ними…

Пока же она заказала для себя и для свекрови два места на Грозные дни в реформистской синагоге в их городке на Лонг-Айленде. Она решила купить мясо в кошерной мясной лавке, чтобы приготовить на Новолетие праздничную трапезу. Информация сыпалась со всех сторон. Тут, как оказалось, можно достать халу. Одна подруга, миссис Стоун, подарила Патрисии субботний подсвечник. Лея сама принялась учить Патрисию законам иудаизма, а также тому, как готовить еврейские блюда — фаршированную рыбу, кнейдлех, креплех, куриный бульон. Спустя какое-то время Лея объяснила ей законы разделения мясного и молочного. Было странно, что еврейская кухня так тесно связана с традицией. Джек надеялся, что скоро все это Патрисии надоест и она начнет интересоваться другими вещами, но любопытству Патрисии не было границ. Она расспрашивала Лею о законах ритуальной чистоты женщины, о которых упоминалось все в той же книге. Существует ли это и в Америке? Есть ли в Америке микве? Ходят ли в нее американские женщины? Лея начала смеяться.

— Ты скоро обреешь голову и наденешь парик.

— А зачем брить голову?..

Лея ей ответила, но по ее ответу Патрисия сразу же поняла, что ее свекровь сама мало что знает. Она рассказывает ей о законах, но не знает, какой в них смысл и каковы их источники. В Нью-Йорке Патрисия зашла в еврейский магазин, в котором продавались священные книги, ермолки, меноры, арбеканфесы, волчки на Пурим. Женщина, работавшая в магазине, продала ей Танах и «Шулхан арух» в переводе на английский язык, а также историю еврейского народа, молитвенник, специальный молитвенник на Новолетие и Судный день, а еще некое произведение под названием «Дух иудаизма». Нет, Патрисии было больше незачем обращаться к невежественным женщинам. На английском языке существует богатая литература, посвященная иудаизму. Если она, Патрисия, могла изучить в колледже математику, физику, химию, историю искусств, то нет причин, по которым она не сможет научиться ориентироваться в еврейской религии.

Вскоре Патрисия знала о законах иудаизма больше, чем Джек, больше, чем Лея, больше, чем ее еврейские соседки. Она рассуждала о Танахе, о Мишне, о Талмуде. Лея написала Грейну длинное письмо, в котором рассказала ему о той радости, которую он может иметь от такой невестки… Сама Патрисия собиралась приехать к свекру и побеседовать с ним. Однако прежде она хотела максимально расширить свои познания об иудаизме. При этом сама Патрисия была не в состоянии разобраться, что с ней происходило. Стала ли она вдруг религиозной? Или это проявление амбиции? Или же она делает это ради ребенка? Что-то ее подгоняло, но она сама не знала, что именно. Она даже просыпалась посреди ночи и повторяла законы иудаизма…

2

В канун Новолетия утром в кабинете Грейна зазвонил телефон. Грейн спросил, кто это, и услышал голос Эстер.

— Это я… Ты наверняка уже думал, что я умерла. Мне жаль это говорить, но моя неприкаянная душа все еще скитается по этому