Джузеппе Бальзамо. Том 2 - Александр Дюма

– Да, верно, – молвил Филипп, – это Жильбер, он служил у нас когда-то.

– Есть ли у вас основания опасаться этого человека?

– Не думаю. Впрочем, остановитесь: раз Жильбер уже поднялся, значит, нас могут увидеть другие.

В это время Жильбер в ужасе бросился бежать прочь: увидев Филиппа и Бальзамо вместе, он почувствовал, что погиб.

– На что же вы решились, сударь? – спросил Бальзамо.

– Если у вас в самом деле такая сильная воля, что вы можете заставить мадмуазель Андре выйти к нам, то проявите волю как-нибудь иначе, – вопреки собственному желанию, проговорил Филипп, подпав под гипнотическое обаяние, которое Бальзамо словно распространял вокруг себя. – Не стоит вызывать мою сестру в такое открытое место: здесь кто угодно может услышать ваши вопросы и ее ответы.

– Вовремя вы меня предупредили! – заметил Бальзамо, схватив молодого человека за руку и указывая на окно коридора, в котором появилась Андре в белом одеянии; лицо ее было строго; повинуясь приказанию Бальзамо, она собиралась спуститься по лестнице.

– Остановите, остановите ее! – в растерянности пролепетал испуганный Филипп.

– Хорошо, – молвил Бальзамо. Граф протянул руку и тотчас остановил ее. Словно ожившая статуя, она повернулась и пошла к себе в комнату.

Филипп бросился за ней. Бальзамо последовал за ним. Филипп ворвался в комнату Андре почти в одно время с ней и, схватив девушку в охапку, поспешил ее усадить.

Спустя некоторое время в комнату вошел Бальзамо и притворил за собой дверь.

Несмотря на то, что граф появился почти вслед за Филиппом, некто третий успел проскользнуть в апартаменты раньше него и скрылся в комнате Николь, отлично понимая, что от предстоящего разговора зависит его жизнь. Этим третьим был Жильбер.

Бальзамо запер входную дверь и появился на пороге комнаты, когда Филипп разглядывал сестру с испугом, к которому примешивалось любопытство.

– Вы готовы, шевалье? – спросил граф.

– Готов, – пролепетал Филипп.

– Итак, мы можем начать задавать вашей сестре вопросы?

– Да, пожалуйста, – тяжело дыша, проговорил Филипп – Прежде чем начать, я прошу вас внимательно посмотреть на вашу сестру.

– Я и так не свожу с нее глаз.

– Вы полагаете, она спит?

– Да.

– Следовательно, она не понимает, что здесь происходит?

Филипп ничего не ответил, он лишь с сомнением покачал головой.

Бальзамо подошел к камину, зажег свечу и поднес ее к лицу Андре: она продолжала смотреть, не мигая.

– Да, да, она спит, это ясно, – подтвердил Филипп, – но что за странный сон. Боже мой!

– Итак, я сейчас начну задавать ей вопросы, – продолжал Бальзамо. – Впрочем, нет: раз вы боитесь, что я могу позволить себе нескромный вопрос, то расспрашивайте ее сами, шевалье.

– Да я пытался только что с ней говорить и даже дотронулся до нее: она меня не слышит и, кажется, ничего не чувствует.

– Это потому, что между вами еще не установились необходимые для этого отношения. Сейчас я вас сведу.

Бальзамо взял Филиппа за руку и вложил ее в руку Андре.

Девушка тотчас улыбнулась и прошептала:

– А-а, это ты, брат?

– Вот видите, теперь она вас узнает, – заметил Бальзамо.

– До чего все это странно!

– Спрашивайте! Теперь она будет вам отвечать.

– Ежели она ничего не могла вспомнить после пробуждения, как же она вспомнит во сне?

– В этом и состоит одно из таинств науки.

Вздохнув, Бальзамо отошел в угол комнаты и сел в кресло.

Филипп по-прежнему не двигался, держа Андре за руку. Он никак не решался начать допрос, который должен был подтвердить его бесчестье и открыть имя виновного, которому, возможно, Филипп не мог бы отомстить.

Андре находилась в состоянии, близком к исступлению, хотя лицо ее было скорее безмятежно.

Трепеща от волнения, Филипп повиновался выразительному взгляду Бальзамо и приготовился.

Однако по мере того, как он думал о своем несчастье, по мере того, как лицо его омрачалось, Андре тоже стала хмуриться и вдруг заговорила первой:

– Да, ты прав, брат, это большое несчастье для всей семьи.

Андре передала, таким образом, его мысль, прочитав ее в сердце брата.

Филипп не ожидал такого начала и вздрогнул.

– Какое несчастье? – спросил он, не зная, что на это ответить.

– Ты прекрасно знаешь, брат, о чем я говорю.

– Заставьте ее говорить, сударь, и она все скажет.

– Как же я могу ее заставить?

– Стоит вам только пожелать, и все произойдет само собой.

Филипп посмотрел на сестру, продолжая сосредоточенно думать о своем. Андре покраснела.

– Ах, Филипп, как это дурно с твоей стороны! Почему ты полагаешь, что Андре тебя обманула?

– Значит, ты никого не любишь? – спросил Филипп.

– Никого.

– Стало быть, мне предстоит наказать не соучастника, а преступника?

– Я тебя не понимаю, брат.

Филипп взглянул на графа, словно желая услышать его мнение.

– Поторопите ее, – посоветовал Бальзаме.

– Поторопить?..

– Да, спросите прямо!

– Я не могу не щадить ее целомудрия – ведь это ребенок!

– Можете быть спокойны; когда она проснется, она все забудет.

– Да сможет ли она ответить на мои вопросы?

– Вы хорошо видите? – спросил Бальзамо у Андре. Андре вздрогнула при звуке его голоса и повернула в сторону Бальзамо голову, хотя глаза ее по-прежнему ничего не выражали.

– Я все вижу. Впрочем, я видела бы лучше, если бы меня спрашивали вы.

– Ну что ж, сестра, если ты все видишь, расскажи мне в подробностях о той ночи, когда ты лишилась чувств, – попросил Филипп.

– Почему бы вам, сударь, не начать с тридцать первого мая? Мне кажется, у вас также были сомнения относительно того дня. Сейчас самое время узнать все сразу.

– Нет, граф, – отвечал Филипп, – в этом нет надобности: с некоторых пор я вам верю. Тот, кто обладает властью, подобной вашей, не станет ее употреблять ради достижения столь заурядной цели. Сестра! – повторил Филипп. – Расскажи мне, что произошло в ту ночь, когда ты лишилась чувств.

– Не помню, – отвечала Андре.

– Слышите, граф?

– Она должна вспомнить и рассказать. Прикажите ей!