Манускрипт всевластия - Дебора Харкнесс

— Главное, чтобы этот брак признавала ты.

— Ну конечно же, признаю. — Это, видимо, прозвучало от всей души — такой радужной улыбки я на лице мужа еще не видела.

— Посмотрим, нет ли тут других сюрпризов от Изабо. — Он извлек из саквояжа еще несколько книг с новой запиской: «Они стояли рядом с той, которую ты просил. Их на всякий случай тоже кладу».

— Того же года?

— Нет, такая только одна. — Мэтью снова запустил руку в саквояж и достал маленький серебряный гроб из Вифании. К нему записки не прилагалось.

Часы в холле пробили десять — близился срок ухода.

— Не понимаю, зачем она все это прислала, — забеспокоился Мэтью.

— Может быть, хотела, чтобы ты взял с собой еще какие-то памятки. — Я знала, как дорог ему серебряный гробик.

— С ними будет труднее сосредоточиться на 1590-м. — Он посмотрел на мое кольцо. Я сжала руку в кулак: «Нет, дружок, не получишь, к какому бы оно там году ни относилось».

— Давай позвоним Саре, спросим ее.

— Не надо ее беспокоить. Мы и так знаем, что в прошлое можно брать только три предмета. Для кольца, раз уж оно надето на палец, сделаем исключение. — Мэтью открыл верхнюю книгу и замер.

— Что с тобой?

— Здесь мои пометки, но я не помню, чтобы их делал.

— Четыреста лет прошло, ты мог и забыть. — По спине у меня вопреки бодрым словам прошел холодок.

Мэтью пролистал еще пару страниц.

— Если оставить книги и ковчежец в гостиной, дом о них позаботится?

— Да, если попросим. Мэтью, в чем дело?

— После скажу, а сейчас пора собираться.

Мы молча переоделись. Сняв с себя все до нитки, я накинула платье, поморщившись от прикосновения грубой холстины. Рукава доходили до запястий, подол — до лодыжек. Я затянула тесемки у широкого выреза.

Мэтью, привычный к одеяниям всякого рода, уже натянул рубаху. Она была ему до колен, ниже торчали длинные белые ноги. Пока я собирала все снятое, он принес из столовой бумагу и свою любимую авторучку, одну из нескольких. Написал что-то, сложил листок, заклеил конверт.

— Записка для Сары, — объяснил он. — Попросим дом и ее сохранить.

Мы отнесли в гостиную лишние книги, конверт и ковчежец.

— Свет оставить? — спросил Мэтью, уложив это все на диван.

— Нет, только фонарь на крыльце. Вдруг Сара и Эм вернутся сюда еще ночью?

В темноте мы увидели слабый зеленый контур — в качалке сидела бабушка. Ни Бриджит Бишоп, ни Элизабет рядом не было.

— До свидания, бабуля.

До свидания, Диана.

— Пусть дом сбережет эти вещи, — показала я на диван.

Ни о чем не волнуйся. Думай только о своем путешествии.

Мы прошли через весь дом к задней двери, выключая по пути свет. Мэтью взял из семейной «Доктора Фауста», серьгу, шахматную фигуру.

Я напоследок обвела взглядом родную коричневую кухню.

— До свидания, дом.

На мой голос из буфетной, мяуча, выбежала Табита.

— До свидания, ma petite. — Мэтью почесал ее за ушами.

Местом отбытия мы решили сделать амбар. Там тихо и нет современных отвлекающих факторов. Мы шли быстро, ступая босиком по заиндевелой траве. Когда Мэтью открыл дверь амбара, я увидела пар от собственного дыхания.

— Холодно как. — Я плотнее закуталась в платье, стуча зубами.

— В Олд-Лодж будет огонь. — Мэтью дал мне сережку. Я продела ее в ухо, и он вложил мне в ладонь серебряную богиню.

— А еще что там будет?

— Вино, конечно же. Красное. — Мэтью вручил мне книгу, обнял, поцеловал в лоб.

— Где твои комнаты? — Я зажмурилась, вспоминая Олд-Лодж.

— Наверху, на западной стороне двора. С видом на олений парк.

— Как там пахнет?

— Домом. Дымком, жареным мясом после обеда слуг, свечным воском, лавандой, которой пересыпают белье.

— Какие-то особые звуки?

— Самые обыкновенные. Звон колоколов у Сент-Мэри и Сент-Майкла, треск огня, храп собак с лестницы.

— Что ты там чувствуешь?

— Ничего такого… Олд-Лодж — это место, где я могу быть самим собой.

В хмелевом амбаре под конец октября ни с того ни с сего запахло лавандой. Я вспомнила записку отца — теперь мои глаза полностью открылись для возможностей, предоставляемых магией.

— Что будем делать завтра?

— Пойдем гулять в парк, — зашептал Мэтью, как железными обручами сдавливая мне ребра. — Если погода будет хорошая, поедем верхом. В это время года там, конечно, смотреть особенно не на что… В доме должна быть лютня — поучу тебя играть, если хочешь.

К лаванде примкнул еще один запах, пряный и сладкий. Мысленным взором я видела дерево, увешанное тяжелыми золотыми плодами. Даже руку к нему протянула, сверкнув бриллиантом, но ничего достать не смогла. Неудовлетворенное желание напомнило мне слова Эмили, что магия живет не только в голове, но и в сердце.

— У тебя в саду есть айва?

— Есть. Должно быть, как раз поспела.

Дерево растаяло, но медовый запах остался. Теперь я видела на длинном столе серебряное блюдо, отражающее свечи и пылающий в камине огонь. На нем горкой лежали ярко-желтые плоды, от которых и шел аромат. Я представила, как мои пальцы, в настоящем сомкнувшиеся на книге, берут с блюда айву из прошлого.

— Я чувствую, как она пахнет. — Новая жизнь в Олд-Лодж уже взывала ко мне. — Держись за меня крепко и ни в коем случае не отпускай.

— Не отпущу, — твердо пообещал Мэтью.

— Теперь подними ногу. Поставишь ее, когда я скажу.

— Я люблю тебя, ma lionne, — ответил он не совсем к месту, но подходяще.

Домой, подумала я. Сердце сжалось.

Вдали отзванивал колокол.

Невидимый огонь согревал тело.

Пахло лавандой, свечным воском, спелой айвой.

— Пора, — сказала я, и мы вместе сделали шаг в неизведанное.

В доме было неестественно тихо.

Сару угнетало не только отсутствие семи душ, населявших дом так недавно — ее мучила неизвестность.

Они приехали с шабаша раньше обычного, якобы для того, чтобы уложить вещи для совместной поездки с Фэй и Дженет. У дивана в семейной стоял пустой саквояж, на стиральной машине лежала сброшенная одежда.

— Ушли, — констатировала Эм.

Сара, дрожа, бросилась к ней в объятия.

— Что ты чувствуешь? У них все хорошо?