Космическая трилогия - Клайв Стейплз Льюис

– А Мерлин еще придет?

– Наверное, нет, – сказала Джейн. – Мистер Рэнсом не ждет его. Я видела сон; и он был весь в огне… Нет, не горел, светился разноцветными огоньками. Стоит как колонна, вокруг него творятся какие-то ужасы, и лицо его такое, словно он выжат до капли… не знаю, как объяснить. Словно он рассыплется в прах, когда силы его оставят.

– Надо платья выбрать, – сказала матушка Димбл.

– Из чего она? – спросила Камилла, щупая и даже нюхая зеленую мантию. Спросить об этом стоило: мантия не была прозрачной, но нежно сияла и струилась сквозь пальцы, как ручей.

Айви оживилась и спросила в свой черед:

– Интересно, почем ярд?

– Вот, – сказала матушка Димбл, накинув мантию на Айви и как следует оправив. И тут же воскликнула: – О господи!

Все три женщины отступили немного в полном восторге. Айви осталась миловидной и простенькой, но качества эти взмыли ввысь, как взмывают в симфониях такты деревенской песни, мячиком прыгая на волнах вдохновенной музыки. Изумленные женщины видели лукавую фею, резвого эльфа, но это была все та же Айви Мэггс.

– Здесь нет ни одного зеркала, – сказала матушка Димбл.

– Он не хочет, чтобы мы смотрели на себя, – сказала Джейн, – он говорил, что здесь хватает зеркал, чтобы видеть других.

– Ну, Камилла, – сказала матушка. – С вами все просто. Вот это.

– Это вот? – спросила Камилла.

– Конечно, – сказала Джейн.

– Очень вам пойдет, – сказала Айви.

Ткань была стального цвета, но мягкая, словно пена.

«Как русалка», – подумала Джейн, глядя на длинный шлейф. А потом: «Как валькирия».

– Мне кажется, – сказала матушка, – к этому идет венец.

– Я же не королева!.. – воскликнула Камилла.

Но матушка уже надевала ей венец на голову; и почтение (да, почтение, не жадность) к алмазам, которое испытывают все женщины, запечатало уста и Айви, и Джейн.

– Что вы так смотрите? – спросила Камилла, перед которой камни лишь блеснули на миг.

– Они настоящие? – спросила Айви.

– Откуда они? – спросила Джейн.

– Сокровища королевства, моя дорогая, – сказала матушка. – Быть может, с той стороны луны или из земли, до потопа. Теперь вы, Джейн.

Джейн не совсем поняла, почему ей выпало именно это платье. Конечно, голубое ей шло, но она бы предпочла что-нибудь попроще и построже. Но все охали, и она послушалась, тем более что ей хотелось поскорей выбрать одеяние для матушки.

– Мне бы поскромнее, – сказала миссис Димбл. – Я старая, что мне наряжаться – это же нелепо.

Камилла неслась метеором мимо пурпурных, алых, золотых, жемчужных, снежно-белых одежд, перебирая парчу, и тафту, и бархат.

– Какая красота! – говорила она. – Но не для вас. Ах, а это! Смотрите! Нет, опять не то. Ничего не найду…

– Вот оно! – закричала Айви. – Идите сюда! Скорей! – Словно платье могло убежать.

– Ну конечно! – сказала Джейн.

– Да, – сказала Камилла.

– Наденьте его, матушка, – сказала Айви.

Платье было медного цвета, очень закрытое, отороченное по вороту мехом и схваченное медной пряжкой. К нему полагался большой стоячий чепец. Когда матушка Димбл все это надела, женщины застыли в изумлении, особенно Джейн, хотя она одна могла это предугадать, ибо видела во сне такой же самый цвет. Перед ней стояла почтенная профессорша, бездетная седая дама с двойным подбородком, но это была царица, жрица, сивилла, мать матерей. Камилла подала ей странно изогнутый посох. Джейн взяла ее руку и поцеловала.

– А мужчины что наденут? – сказала Айви.

– Им будет нелегко в таких нарядах, – сказала Джейн. – Тем более что сегодня им придется бегать на кухню. Может, этот день вообще последний, но все равно обедать надо.

– С вином они управятся, – сказала Айви. – А гуся мистер Макфи не прожарит.

– Ничего, устриц он не испортит, – сказала Камилла.

– Это верно, – сказала Айви. – А вообще-то пойду взгляну.

– Лучше не надо, – сказала Джейн. – Сами знаете, какой он, когда ему мешают.

– Очень я его боюсь! – сказала Айви и, кажется, высунула язык, что чрезвычайно шло к ее костюму.

– Обед они не испортят, – сказала матушка, – и Макфи, и мой муж умеют стряпать… разве что заговорятся. Пойдем-ка отдохнем. Как тепло!..

– Красота! – сказала Айви.

Вдруг комната задрожала.

– Что это? – воскликнула Джейн.

– Прямо как бомба, – сказала Айви.

– Смотрите, – сказала Камилла, сразу кинувшаяся к окну, из которого была видна долина. – Нет, это не огонь. И не прожектор. Господи! Опять тряхнуло. Смотрите, за церковью, светло как днем. Что ж это я, сейчас четыре часа, день и есть. Там светлее, чем днем. А жара какая!

– Началось, – сказала матушка Димбл.

Тем же утром, примерно тогда, когда Марка подобрал грузовик, порядком вымотанный Феверстон вылез из машины. Бег ее кончился, когда она свалилась в болото; и Феверстон, который всегда был оптимистом, решил, что это еще ничего – все ж чужая. Выбравшись на твердую кромку, он увидел, что он не один. Высокий человек в долгополой одежде быстро уходил куда-то. «Эй!» – крикнул Феверстон. Тот обернулся, посмотрел на него и пошел дальше. Человек Феверстону не понравился; да он и не угнался бы за таким быстрым ходоком. Дойдя до каких-то ворот, человек заржал. И тут же, сразу (Феверстон не заметил, как это случилось), он уже скакал на коне по ясному белому полю к далекому горизонту.

Феверстон не знал этих мест, но знал, что надо найти дорогу. Искал он ее дольше, чем думал. Заметно потеплело, всюду были лужи. У первого же холма стояла такая грязь, что он решил с дороги свернуть и пройти полем. Решил он неверно. Два часа кряду он искал дырки в изгородях и пытался выйти на тропинку, которой почему-то не было. Феверстон всегда ненавидел и сельскую местность, и погоду; не любил он и гулять.

Часов в двенадцать он нашел проселок, который вывел его на шоссе. Здесь, к счастью, было большое движение, но и машины, и пешеходы направлялись в одну сторону. Первые три машины не заметили его, четвертая остановилась. «Быстро!» – сказал шофер. «Вы в Эджстоу?» – спросил Феверстон. «Ну уж нет! – ответил шофер. – Вон где Эджстоу». И он показал назад, явно удивляясь и сильно волнуясь.

Пришлось идти пешком. Феверстон знал, что из Эджстоу многие уезжают (собственно, он и собирался как следует очистить город), но не думал, что дело зашло так далеко. Час за часом навстречу ему по талому снегу двигались люди. Конечно, у нас нет свидетельств о том, что происходило в самом городе, зато существует великое множество рассказов тех, кто покинул его в последний момент. Об этом месяцами писали в газетах и говорили в гостях, пока слова «я выбрался из Эджстоу» не стали присказкой и шуткой. Но факт остается фактом: очень много жителей покинули город вовремя. Один получил телеграмму, что болен отец; другой вдруг решил осмотреть окрестности; у третьего лопнули трубы и затопило квартиру; наконец, многие ссылались на приметы и знамения – кому-то осел сказал: «Уезжай!», кому-то кошка. А сотни жителей ушли потому, что у них забрали дом.