Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов - Григорий Сковорода

По сем аист вознесся вверх, воспевал малороссийскую песенку сию:

Сию песенку мальчики, составив лик, сиречь хор, или хоровод, домашние его певчие во увеселение певали святому блаженному епископу Иоасафу Горленко.

ПОСВЯЩЕНИЕ

ЛЮБЕЗНОМУ ДРУГУ,

ФЕДОРУ ИВАНОВИЧУ ДИСКОМУ,

ЖЕЛАЕТ ИСТИННОГО МИРА

Жизнь наша есть ведь путь непрерывный. Мир сей есть великое море всем нам плывущим. Он-то есть океан, о, вельми немногими счастливцами безбедно переплываемый. На пути сем встречают каменные скалы и скалки, на островах сирены, в глубинах киты, по воздуху ветры, волнения повсюду; от камней – претыкание, от сирен – прельщение, от китов – поглощение, от ветров – противление, от волн – погружение. Каменные ведь соблазны суть то неудачи; сирены суть то льстивые друзья; киты суть то запазушные страстей наших змии; ветры, разумей напасти, волнение, мода и суета житейская… Непременно поглотила бы рыба молодого Товию, если бы в пути его не был наставником Рафаил. Рафа по-еврейски значит медицину, ил или эл значит Бога. Сего путеводника промыслил ему отец его, а сын нашел в нем Божию медицину, врачующую не тело, но сердце, по сердцу же и тело, как от сердца зависящее.

Иоанн, отец твой, в седьмом десятке века сего (в 62-м году) в городе Купянске, первый раз взглянув на меня, возлюбил меня. Он никогда не видел меня. Услышав же имя, выскочил, и, догнав на улице, молча в лицо смотрел на меня и приникал, будто познавая меня, столь милым взором, что до днесь в зеркале моей памяти живо мне он зрится. Воистину прозрел дух его прежде рождества твоего, что я тебе, друг, буду полезным. Видишь, сколь далече прозирает симпатия. Се ныне пророчество его исполняется! Прими, друг, от меня маленькое сие наставление. Дарую тебе Убогого моего Жаворонка. Он тебе запоет и зимою, не в клетке, но в сердце твоем, и несколько поможет спасаться от ловца и хитреца, от лукавого мира сего. О Бог! Какое число сей волк день и ночь незлобных жрет агнцов! Ах, блюди, друг, да безопасно ходишь. Не спит ловец. Бодрствуй и ты. Оплошность есть мать несчастия. Впрочем, да не соблазнит тебя, друг, то, что тетерев назван Фридриком. Если же досадно, вспомни, что мы все таковы…

1787-го лета, в полнолуние последней луны осенней.

Основание притчи

Тетерев, налетев на ловчую сеть, начал во весь опор жрать тучную еду. Нажравшись по уши, похаживал, надуваясь, вельми доволен сам собою, как буйный юноша, по моде одетый. Имя ему Фридрик. Родовое же, или фамильное, прозвание, или, как обычно в народе говорят, фамилия, – Салакон[272].

Во время оно пролетал Сабаш (имя жаворонку) прозванием Сколарь. «Куда ты несешься, Сабаш?» – воскликнул, надувшись, тетерев.

Сабаш. О возлюбленный Фридрик! Мир да будет тебе! Радуйся во Господе!

Салакон. Фе! Запахла школа.

Сабаш. Сей дух для меня мил.

Салакон. По губам салат, как поют притчу.

Сабаш. Радуюсь, что обоняние ваше исцелилось. Прежде вы жаловались на насморк.

Салакон. Протершись, брат, меж людьми, ныне всячину разумею. Не уйдет от нас ничто.

Сабаш. Тетерева ведь ум остр, а обоняние и того острее.

Салакон. Потише, друг ты мой. Ведь я ныне не без чинишка.

Сабаш. Извините, ваше благородие! Ей, не знал. Посему-то ведь и хвост, и хохол ваш ныне новомодными буклями и кудрявыми раздуты завертасами.

Салакон. Конечно. Благородный дух от моды не отстает. Прошу, голубчик, у меня откушать. Бог мне дал изобилие. Видишь, что я брожу по хлебу? Не милость ли Божия?

Сабаш[273]. Хлеб да соль! Изволите на здоровье кушать, а мне некогда.

Салакон. Как некогда? Что ты взбесился?

Сабаш. Я послан за делом от отца.

Салакон. Плюнь! Наевшись, справишься.

Сабаш. Не отвлечет меня чрево от отчей воли, а сверх того боюсь чужого добра. Отец мой от молодых ногтей поет мне сие: «Чего не положил, не трожь».

Салакон. О трусливая тварь!

Сабаш. Есть пословица: «Боязливого сына мать не плачет!»

Салакон. Ведь оно теперь мое. У нас поют так: «Ну, что Бог дал, таскай ты все то в кошель».

Сабаш. И у нас поют, но наша разнит песенка с вами. Вот она: «Все лишнее отсекай, то не будет кошель». Сверх же всего влюблен я в нищету святую.

Салакон. Ха-ха-ха-хе! В нищету святую… Ну ее со святынею ее! Ступай же, брат! Влеки за собою на веревке и возлюбленную твою невесту. Дураку желаешь добра, а он все прочь. Гордую нищету ненавидит душа моя пуще врат адских.

Сабаш. Прощайте, ваше благородие! Се отлетаю, а вам желаю: да будет конец благой!

Салакон. Вот полетел! Не могу вдоволь надивиться разумам сим школярским. «Блаженны-де нищие…» Изрядное блаженство, когда нечего кусать! Правда, что и много жрать, может быть, дурно, однако ж спокойнее, нежели терпеть голод. В селе Ровеньках[274] прекрасную слыхал я пословицу сию: «Не евши – легче, поевши – лучше». Но что же то есть лучше, если не то, что спокойнее? «Не тронь-де чужого…» Как не тронуть, когда само в глаза плывет? По пословице: «На ловца зверь бежит». Я ведь не в дураках. Черепок нашел – миную. Хлеб попался – никак не пропущу. Вот это лучше для спокойствия. Так думаю я. Да и не ошибаюсь. Не вчера я рожден, да и потерся меж людьми, слава богу. Мода и свет есть наилучший учитель и лучшая школа всякой школы. Правда, что было время, когда и нищих, но добродетельных почитали. Но ныне свет совсем не тот. Ныне, когда нищ, тогда и бедняк и дурак, хотя бы то был воистину израильтянин, в котором лести нет. Потерять же в свете доброе о себе мнение дурно. Куда ты тогда годишься? Будь ты, каков хочешь внутри, хотя десятка виселиц достоин, что в том нужды? Тайное Бог знает. Только бы ты имел добрую славу в свете и был почетным в числе знаменитых людей, не бойся, дерзай, не подвигнешься вовек! Не тот прав, кто в существе прав, но тот, кто ведь не прав по исте, но казаться правым умеет и один только вид правоты имеет, хитро лицемерствуя и шествуя стезею спасительной оной притчи: концы в воду[275]. Вот нынешнего света самая модная и спасительная премудрость! Кратко скажу: тот един счастлив, кто не прав ведь по совести, но прав по бумажке, как мудро говорят наши юристы[276]. Сколько я видал дураков – все глупы. За богатством-де следует беспокойство. Ха-ха-ха! А что же есть беспокойство, если не труд? Труд же не всякому благу отец. Премудро ведь воспевают русские люди премудрую пословицу сию: «Покой воду пьет, а непокой – мед». Что же даст тебе пить виновница всех зол – праздность? Разве поднесет тебе на здравие воду, не мутящую ума?