Время жить - 2. Безжалостное небо - Мила и Виктор Тарнавские

самолеты, разбрасывая во все стороны ярко горящие тепловые ловушки, проносятся прямо над танковой колонной, выпуская по ней эрэсы. Их перехватывать уже практически нечем.

Но самый большой урон наносят тяжелые морские снаряды. Их не сбить и не увести в сторону – во всяком случае, имеющимися средствами. Впоследствии, еще раз внимательно просмотрев запись боя, он с ужасом будет смотреть, как главный калибр линкоров разносит его танки в мелкие дребезги, и тихо порадуется, что их огонь окажется не слишком продолжительным.

Возможно, маршал Моностиу правильно подозревал суперофицера-один Пээла в недостатке воображения, но мгновенно принимать правильные решения в боевой обстановке командир умел. Не сплоховали и операторы, поспешным отступлением выведя танки из-под огня кораблей и бросившие беспилотники на штурмовку гаубичных батарей. Одновременно на танках заработали зенитные установки, готовые встретить новую волну самолетов, запущенных с авиаматок.

В это же время одна девятка «Молний» проносится над скалами, обрабатывая ракетами все подозрительные места. Вторая – обрушивается на корабли. На самолеты противника они на этот раз не отвлекаются – для этого их слишком мало. Но для других целей – вполне достаточно.

Какому идиоту пришло в голову белить потолок на КП? Маршал безуспешно пытается стряхнуть известку сначала со своего мундира, а затем с фуражки.

Одно дело – предвидеть ответный удар, и совсем другое – попасть под него. Даже под краешек. В перископы ничего не разглядеть – всю скальную гряду заволокло дымом. Не дымом – пылью. Облака пыли, тучи пыли, завеса пыли. И щебень осыпей.

Сердце вдруг начинает частить, сбиваясь с ритма. А в голове стучит, словно сошедший с ума метроном: Аль-до, Аль-до, Аль-до...

И может быть, уже поздно сожалеть, что он слишком жестоко относился к сыну, отказывая ему в собственной судьбе и видя в нем только копию самого себя, притом, улучшенную копию...

Нет, командир не имеет права быть отцом. Пыль еще висит в воздухе, она будет висеть еще несколько часов, но самые крупные частицы уже осели, и в визире уже можно что-то различить.

Реактивные установки молчат. Громоздкие, требующие нескольких минут на перезарядку, они и были рассчитаны всего на один залп, и хорошо, что пришельцы этого не поняли. Но может быть, укрытие...

Стоп. Батареи тоже молчат, а это намного хуже. Правда, все вражеские ударные беспилотники тоже лежат на изрытой взрывами земле рядом с искореженными орудиями с мертвыми расчетами, но маршал этого не видит. Не видит он и самолетов. Половина их недвижными грудами металла тлеет на земле. Тлеет, поскольку самолеты в целях максимального облегчения имели запас горючего всего на несколько минут. Выпустив снаряды по танкам, они должны были немедленно садиться прямо на воду по другую сторону перешейка. Что более удачливая половина и сделала.

Над морем поднимаются дымы. Флот еще продолжает борьбу. Захлебываются от злости зенитные автоматы эсминцев – им удалось сбить только четверть тех ракет, что были выпущены против их старших братьев. Но и это стало немалым подспорьем. У линкора «Тикрин Феску» пылает развороченная надстройка, но он продолжает вести огонь двумя башнями из четырех, а универсальные пушки противоминного калибра уже записали на свой счет несколько ракет и даже одну неосторожную «Молнию». «Кэтшаф Гэло» ощутимо кренится на левый борт, там не до стрельбы, но экипаж ведет успешную борьбу за живучесть.

Крейсер ПВО «Щит Бенджиана» без устали бьет по берегу, изображая важную цель. Он весь окутан дымом и паром от близких промахов, из клубов несутся наверх огненные трассы. Тройка ракет, прорвавшихся, наконец, сквозь защиту, разрывает его пополам…

Авиаматка «Морской Орел», которую почему-то посчитали самым серьезным противником, получила чуть ли не дюжину попаданий и напоминает кратер вулкана. Но каким-то чудом держится на воде и даже пятиузловым ходом тащится куда-то по направлению к берегу. Ее единственная пушечка на носу пытается стрелять по танкам, но это уже не серьезно. «Молнии» на нее больше не реагируют. Хотя… им уже нечем реагировать. Девятка исчерпала весь боезапас, теперь она может оказывать своим танкам только моральную поддержку.

Маршал Моностиу слушает донесения. Всю колонну не удалось уничтожить, но пришельцам определенно хорошенько дали по носу. Они отступили. Впервые. Маршал недовольно хмурится. Противник отступивший – есть противник, наученный горьким опытом, опомнившийся, получивший время на размышление. Противник, в конечном счете, более опасный.

Хотя, если он правильно понимает пришельцев, вторую атаку они начнут сейчас же. Не подумав.

Командир отвлекается на несколько минут, принимая рапорт от оперативного дежурного (им сейчас выступает Маард) о благополучном прибытии транспортного каравана, и снова хмуро смотрит на экран. Его потрепанное войско приводит себя в порядок и перегруппировывается. Потеряна почти половина машин. Но хуже всего даже не это, а то, что теперь любая сволочь в штабе может назвать его тактический отход отступлением. Или – коварней и изощреннее – потерей темпа наступления.

Не то, чтобы он жаловался на засилье недоброжелателей, но волею судьбы и начальства оказавшись на столь заметном месте, стоит ждать от любимых коллег и не таких пакостей. Велик соблазн приостановиться, подождать, пока уже посланные на подмогу три девятки «Молний» перемешают с землей проклятый перешеек. На полной скорости они прибудут на место всего лишь через стандартный час. Но имперская военная доктрина признает только молниеносные наступления и стремительные прорывы.

И танки снова идут вперед. На малой скорости. Это максимальный компромисс, на который он может пойти в конфликте между необходимостью и интуицией, подсказывающей ему, что филиты в этом бою еще преподнесут ему немало неприятных сюрпризов.

Кажется, супер-один Пээл тоже начинает понемногу понимать противника.

Старший лейтенант Альдо Моностиу не верит своим глазам. Реактивная установка, конечно, наполовину засыпана щебнем, исцарапана, покрыта пылью и каменной крошкой, но цела. Цела и боеготова! Не теряя зря времени, старший лейтенант бросается сначала руками, по-собачьи, отбрасывать камни. Затем вспоминает, что можно и каской. Ему помогает сержант-наводчик. Остальные солдаты расчета уже скрылись из виду.

Конечно, хорошо, что начальство позаботилось о резервном боезапасе и для «одноразовых» реактивных установок. Но честное слово, оно могло выбрать и более доступное место, чем пещерка чуть ли не у самой воды, в которую надо спускаться по крутой и узкой тропинке. А потом и подниматься. С немалым и взрывоопасным грузом.

– Противник возобновил движение, – докладывает штабной офицер.

Но маршал уже и сам видит, как из дымной тьмы за гребнем начинают один за другим появляться танки. Их много. Меньше, чем было, но все-таки много.

– Тридцать два, – бормочет адъютант.

Маршал