Граждане Рима - София Мак-Дугалл

Она не похожа была на замужнюю женщину. Она выглядела едва ли не моложе, чем когда он видел ее в последний раз, и была больше похожа на саму себя в унылом тринадцатилетнем возрасте. Ее кожа и волосы были словно подернуты какой-то вязкой, маслянистой пленкой: поредевшие волосы были зачесаны назад. На мгновение ему показалось, что она просто снова слегка пригорюнилась, но вдруг со внезапной ясностью и тревогой он увидел то, что было почти скрыто, чего не заметил бы человек, не обладающий наметанным взглядом врача.

— Ты не переживай, — кисло произнесла она, видя, как он на нее смотрит, и сверкнув взглядом, но не на него. — Все абсолютно законно. И вообще это не твое дело.

И все же все свежие краски ее лица сохранились, правда, просвечивая лишь изредка. Сулиену стало жаль ее.

И она вся дрожала, хотя и подняла голову с какой-то хрупкой бравадой.

— Ладно, — излишне громко сказала она. — Вот и ты, будем считать. Я не… говорила родителям, что ты меня изнасиловал. И так было понятно, чем мы занимались, верно? Это сделала мать нам в наказание. Даже, собственно, не нам, она говорила, что это вина отца, потому что он так с тобой обходился. Она говорила, что доверила ему меня и вот что случилось из-за того, что он тебя распустил, что заботился о тебе больше, чем обо мне.

Тут они взглянули друг на друга, оба чувствуя себя брошенными и испытывая боль, с одинаковым, как зеркальное отражение, видом. Сулиен терпеливо склонил голову. Просто надо было через это пройти. Когда он выйдет отсюда, когда она подпишет бумагу, все будет позади.

— Она заперла меня в своей комнате, — продолжала Танкорикс, — прежде чем тебя арестовали. И запирала еще несколько раз, пока улаживала дело с Эпимахом.

— Ох, — сказал Сулиен.

Казалось, Танкорикс в отчаянии.

— Да не охай ты — невелика разница, этим горю не поможешь. Нельзя же всегда быть таким добреньким, Сулиен. Меня-то она запирала, но распять должны были тебя. Тебе не кажется, что я могла бы постараться немножко побольше?

— Не знаю, — слабо произнес Сулиен.

— Отец не хотел, чтобы это случилось. Если бы мы были с ним заодно, он смог бы что-нибудь сделать для тебя. Вот что не пришло мне в голову. Я все умоляла, но это было все равно, что плакать в детстве, и я не ждала, что из этого что-нибудь выйдет. Я была так растеряна, мне казалось, неважно, что произошло на самом деле, все равно я ничего не могу поделать. Я могла бы открыть окошко и кричать об этом на крик. Но на самом деле мне хотелось, чтобы никто ничего не знал, иначе бы все кончилось… и я сдалась, струсила. Я поступила так же плохо, как и он.

— Он когда-нибудь что-нибудь говорил? — шепотом спросил Сулиен.

— Ему просто хотелось легкой жизни, — горько произнесла Танкорикс.

— Что ж, ему это было проще, чем тебе. А ты здесь, …ты — совсем другая…

Танкорикс изумленно перевела дыхание и с явной издевкой закатила глаза, хотя в них блестели слезы.

— Что ж… спасибо… ты совершенно… невыносимый человек, но все равно это очень мило, — она проглотила слезы и, слегка встряхнувшись, взяла себя в руки. — Между прочим, хорошо сработано, естественно я была очень этому рада.

Замужество было для нее практически карательной мерой — с такой скоростью оно совершилось, к тому же Танкорикс отослали насколько возможно дальше, вне досягаемости общества. Эпимах был старым приятелем Катавиния, не скрывавшим своих интересов уже несколько месяцев, однако — вплоть до того дня в Лондоне — Ирис считала, что Яовомагиус это глушь для Танкорикс, а Эпимах слишком для нее стар.

— Как там? — мягко спросил Сулиен.

Танкорикс вздохнула и жеманно пожала плечами. Лицо ее приняло лукавое и усталое выражение, и на какой-то миг оно снова похорошело.

— Скука там зеленая, ненавижу это место. Провинция, холода. Это все там, — она быстро взглянула на свой живот. — А теперь меня все время тошнит. Про мужа и не говорю — терпеть его не могу.

— Сколько ему?

— Сорок один.

Это было примерно то, чего он ожидал, и все же лицо его засветилось приязнью. Он снова посмотрел на ее живот и подумал: какой ужас, и если до сих пор он даже намеком не давал понять, что простил ее, то теперь эти его чувства готовы были излиться потоком.

— Именно, — сказала Танкорикс, стараясь казаться веселой, хотя в голосе ее звучало отчаяние. — Он ничего про тебя не знает и, уж конечно, не знает, что у меня кто-то был. Пришлось вымазать простыни красными чернилами. Мать велела.

Гликон откашлялся. Танкорикс заговорила тише, но чисто условно. Каждое ее слово было прекрасно слышно.

Ничуть не смутившись, Танкорикс грациозно повернулась к Гликону:

— Мысль о том, что никто не узнает… звучит не очень убедительно. Скажите прямо, в какой степени дело будет предано огласке?

Гликон попытался сдержать досаду.

— Но ваше имя в любом случае никогда не упоминалось публично. И поскольку вы сами согласились, что…

Но Танкорикс даже не дала ему закончить. Она бросила на него испепеляющий взгляд такой силы, словно все ее существо выразилось в нем:

— Все равно, мне со-вер-шен-но все равно! Можете растрезвонить хоть на каждом углу! Мне нет никакого дела до этих людей, и свой брак я защищать не собираюсь!

Сулиен тоже почувствовал себя вовлеченным в перепалку и встревожился:

— Слушай, может, не стоит…

— Что хочу, то и делаю! — от возбуждения Танкорикс вся засветилась, но то были предгрозовые зарницы. — В конце концов главное — правда! Оставляю мужа при его личном мнении, если уж ему это так не по душе. А что касается моих родителей…

Сулиен беспокойно переминался с ноги на ногу и, как будто кто его тянул, решил дать благоразумный совет:

— Я знаю, ты несчастлива, но надо быть осторожней..

— А вот и нет, — сияя, ответила Танкорикс, — и как раз сейчас я это окончательно поняла.

— Но когда ты вернешься…

Танкорикс задумчиво вздохнула:

— А я не вернусь. Я вообще никому не сказала, что еду. Хотела, правда, соврать, что навещу школьную приятельницу в Нарбо. Но не стала, просто приехала, почему — сама не знаю.

— Но что ты будешь делать?

— Не знаю, — расхохоталась Танкорикс. — Ребенка рожу! Увидишь, что тогда будет!

— Но я не хочу, чтобы у тебя все было плохо.

— Ради всего святого! — воскликнула Танкорикс в неподдельном изумлении. — Пожалуйста, не беспокойся о том, что я буду делать. Все равно всегда о тебя будут вытирать ноги, так уж мир устроен.

— Неправда, — вдруг заявил Сулиен, неожиданно почувствовав, что голос его дрожит. — По крайней мере, я так не думаю. Я чуть не убил нескольких человек.

Торжествуя и в то же время словно почуяв опасность, Танкорикс чуть попятилась.