Стеклянные книги пожирателей снов - Гордон Далквист

— Вы сами чувствуете эту силу! Вы видите истину!

Голос графа окончательно разрушил чары. Чань тряхнул головой и, развернувшись, побежал вверх со всей скоростью, на какую был способен. Он не мог разобраться в собственных чувствах, не мог решить, что должен делать, а потому — бросился навстречу объекту своего неутолимого гнева, в поисках кровопролития, которое снова прояснило бы его сердце.

Усиливающийся, скрипучий вой начался снова, воспаряя к сводам зала. Граф д'Орканц перешел к следующей женщине, мисс Пул, и начал манипулировать рукоятями, чтобы инициировать преображение. Сквозь гудение машин слышались крики из камер: зрители, зная, что им предстоит увидеть, проявляли еще больше энтузиазма. Но Чаню не давало покоя зрелище выгнутой в дугу женщины, напоминающей прут, согнутый до предела и готовый вот-вот сломаться, и Чань побежал от этих одобрительных криков, словно от самого ада.

Он все еще понятия не имел, где ему искать Свенсона или мисс Темпл, но если он хотел им помочь, то должен был оставаться свободным. Вой труб резко прекратился, и после нескольких секунд ожидания толпа снова взорвалась восторженным криком. Граф принялся разглагольствовать о власти и преображении, и каждый его хвастливый возглас сопровождался новым взрывом аплодисментов. Губы Чаня гневно искривились. Вой труб возобновился и стал усиливаться — д'Орканц перешел к Маргарет Хук. Чань ничего не мог с этим сделать. Он поднялся еще на два пролета и увидел дверь, ведущую к кабинету лорда Вандаариффа.

Чань остановился, тяжело дыша, и сплюнул. Дверь не поддавалась — закрыта на щеколду с другой стороны. Чань, как загнанный олень, должен был бежать до самого верха башни. В последний раз рев труб внезапно смолк, и зрители взорвались восторженным криком. Жестокая магия графа преобразила всех трех женщин. Наверху его наверняка будут ждать. Селесту он не нашел. Анжелику потерял. Он проиграл. Чань засунул бритву назад в карман и продолжил подъем.

* * *

Верхний вход был отделан такими же стальными панелями, скрепленными мощными заклепками, какие используются в железнодорожных вагонах. Массивная дверь легко подалась, и перед ним открылся ярко освещенный коридор с белыми стенами и полом, сверкающим светлым мрамором. Футах в двадцати впереди он увидел хорошо сложенную женщину в темном платье, волосы у нее были связаны сзади лентой, а лицо закрыто полумаской, украшенной черными перьями. Она сухо кивнула ему. За ней явно в ожидании приказа неподвижно стояли десяток драгун в красных мундирах с саблями наголо.

Чань шагнул из башни на мраморный пол, бросив взгляд себе под ноги. На плитках было размазанное пятно крови — видимо, предположил Чань, жертву протащили по кровавой луже. Кровавая дорожка проходила прямо под ногами женщины. Их глаза встретились. Ее лицо было открытым и ясным, хотя и без улыбки. Чань вздохнул с облегчением (он только теперь понял, как устал от язвительной самоуверенности своих врагов), но, возможно, ее выражение имело отношение не столько к нему, сколько к залитому кровью полу.

* * *

— Кардинал Чань, — сказала она. — Ступайте за мной.

Чань вытащил стеклянную книгу из наволочки. Он чувствовал, как ее энергия, этот враждебный магнетизм, проникает в него сквозь ткань перчаток, через кончики пальцев. Он покрепче сжал книгу в руках и поднял, чтобы она была видна женщине.

— Вы знаете, что это такое, — сказал он осипшим голосом. — Я не побоюсь разбить ее.

— Не сомневаюсь в этом, — сказала она. — Насколько я понимаю, вы почти ничего не боитесь. Но вы не понимаете всего, что здесь произошло или может произойти. Я уверена, есть много людей, о которых вы бы хотели узнать, и есть много людей, которые хотели бы увидеть вас. Разве не лучше будет, если мы постараемся максимально избегать насилия?

Белый, оскверненный кровью мрамор под ногами женщины представлялся Чаню идеальным символом этого отвратительного дома, и единственное, что он смог сделать, — это не ответить грубостью на ее любезный тон.

— Как вас зовут? — спросил Чань.

— Мое имя не имеет значения, уверяю вас, — сказала она. — Я всего лишь посланник…

Внезапный спазм в горле Чаня прервал ее речь. В его память накрепко въелось мимолетное видение Анжелики (неестественный цвет ее кожи, ее глубинное стеклянисто-синее мерцание и яркая прозрачная небесно-голубая поверхность), но он был не в состоянии перевести в обычные слова неожиданное, подавляющее воздействие этого образа. Поморщившись от неприятного чувства, он снова сплюнул, вызывая в себе бешенство, чтобы не прослезиться. Он шевельнул правой рукой, пальцы его сжались от ярости, когда он подумал о том, что вся мерзость, происходившая там, внизу, была устроена ради развлечения… уважаемых… зрителей.

— Я видел, что здесь произошло, — прошипел он. — Что бы вы ни сказали, это не поколеблет меня.

В ответ женщина отступила в сторону и сделала движение рукой, приглашая его пройти. При этом драгуны, стоявшие в шеренгу, разделились и, ловко щелкнув каблуками, выстроились вдоль двух стен, образуя для него проход. Метрах в десяти за ними Чань увидел вторую шеренгу, разделившуюся таким же образом и с таким же четким стуком каблуков, они встали вдоль аркообразного прохода, ведущего в глубины дома.

У себя за спиной в башне он услышал приглушенный рев — кричали зрители в камерах, но он даже не успел задаться вопросом, с чем это связано, — его качнуло от другого грубого видения, проникшего в его мозг. К своему бесконечному стыду, он увидел себя самого — тщеславного оборванца с тростью в руке. Он сладострастно тянулся к маленькой ручке с изящными пальчиками, простертой к нему… с брезгливым отвращением. Анжелика всем сердцем презирала его!

Видение исчезло, и он на нетвердых ногах пошел вперед. Подняв глаза, он увидел, что драгуны моргают, пытаются взять себя в руки, распрямить спины, увидел он и как женщина тряхнула головой, посмотрев на него с жалостью, но в выражении ее лица по-прежнему преобладала сдержанность. Она повторила свой жест, приглашая Чаня присоединиться к ней.

— Думаю, будет лучше, Кардинал Чань, — сказала она, — если мы выйдем за пределы зоны воздействия.

* * *

Они шли молча — драгуны в колонну по одному впереди и за ними. Сердце Чаня еще не успело оправиться от тяжелого удара — видения Анжелики, самые сладкие его воспоминания замутились горечью. Наконец Чань увидел, что женщина смотрит на книгу в его руке. В глубине души он уже отчаялся, был почти уничтожен и все меньше верил в то, что сумеет выпутаться из этой истории. Он не мог поднять взгляд на кого-нибудь из солдат, на женщину, на откормленные физиономии слуг, с любопытством глазеющих на него, идущего в окружении драгун. Ему отчаянно хотелось броситься на кого-нибудь с бритвой!

— Позвольте узнать, где вы это взяли? — спросила женщина, не сводя взгляда с книги.

— В одной комнате, — ответил Чань. — Женщина, получившая эту книгу, разглядывая ее, была сама не своя. Когда я там появился, она даже не чувствовала, что ее насилует солдат.