Хозяин Черного Замка и другие истории - Артур Конан Дойл

– Совершенно верно.

– Вы, кажется, выразили интерес к данному предмету?

– Да, меня это чрезвычайно заинтересовало.

– Вы осведомлены о том, что, согласно воле мистера Стэннифорда, мы имеем право открыть дверь в двадцать первый день рождения его сына?

– Я припоминаю.

– Сегодня этот день настал.

– Вы уже открыли комнату? – спросил я с живостью.

– Ещё нет, сэр, – серьёзным тоном ответил мистер Персивел. – У меня есть основания считать необходимым присутствие свидетелей в момент открытия. Вы – юрист и уже знакомы с основными фактами. Согласны ли вы присоединиться к нам?

– Безусловно!

– Днём вы заняты на службе, как и я. Вас устроит в девять часов вечера в доме Стэннифордов?

– Приду с большим удовольствием.

– Мы будем ожидать вас. До скорого свидания.

Он с достоинством поклонился и вышел.

В тот вечер я спешил на встречу, а голова моя шла кругом, устав от бесплодных попыток предугадать более или менее правдоподобную развязку тайны, которую нам предстояло раскрыть. Мистер Персивел и мой молодой знакомый ждали меня в маленькой комнате. Меня не удивили бледность и нервозность последнего, но я, признаться, был поражён, увидев, в каком сильнейшем возбуждении, несмотря на все старания скрыть его, находится низенький сухощавый служащий из Сити. Щёки его горели румянцем, руки беспрестанно двигались, а сам он и секунды не мог постоять на одном месте.

Стэннифорд тепло приветствовал меня и несколько раз выразил благодарность за мой приход.

– Ну а теперь, Персивел, – обратился он к своему компаньону, – я полагаю, что на нашем пути к разгадке больше не существует препятствий? Как же я буду рад, когда всё это закончится!

Бывший клерк поднял лампу и пошёл первым. В коридоре перед дверью он остановился. Рука его заметно дрожала, заставляя плясать то вверх, то вниз по голой стене отбрасываемое лампой световое пятно.

– Мистер Стэннифорд, – заговорил он срывающимся голосом, – я надеюсь, вы сумели подготовиться к возможному потрясению, ожидающему вас, когда печать будет сломана и дверь открыта.

– Да что там такое может быть, Персивел? Вы пытаетесь напугать меня!

– Нет, мистер Стэннифорд, я лишь желаю, чтобы вы были готовы… собрались с силами… не позволили себе… – Он облизывал пересохшие губы после каждой отрывистой фразы, и я внезапно осознал с полной отчётливостью – как если бы он сам мне об этом сказал, – что Персивел знает, чтó скрыто за опечатанной дверью и что это – в самом деле нечто ужасное.

– Вот ключи, мистер Стэннифорд, но помните о моём предупреждении!

В руке он держал связку разнородных ключей, которую молодой человек буквально выхватил у него. Затем он подсунул лезвие ножа под край выцветшей печати и резким движением сорвал её. Лампа по-прежнему тряслась и дребезжала в руках у Персивела, поэтому я отобрал её у него и поднёс поближе к замочной скважине, в то время как Стэннифорд лихорадочно примерял к ней один ключ за другим. Наконец один из них повернулся в замке, дверь отворилась, он сделал шаг внутрь и в то же мгновение, издав ужасающий крик, упал без чувств у наших ног.

Если бы я вовремя не прислушался к предупреждению старого клерка и не приготовился к возможному потрясению, то наверняка выронил бы лампу. С голыми стенами и без окон, комната некогда была оборудована под фотографическую лабораторию. Сбоку виднелся водопроводный кран над раковиной, а по другую сторону – полка с какими-то бутылками и мензурками. Своеобразный тяжёлый запах наполнял помещение – отчасти химического, отчасти животного происхождения. Прямо напротив нас располагался стол с единственным креслом, и в этом кресле сидел спиной к нам человек и что-то писал. Его очертания и поза выглядели настолько натурально, что можно было легко посчитать его живым. Но когда на сидящего упал свет лампы, я почувствовал, как волосы у меня на голове встают дыбом. Шея его почернела и сморщилась, сделавшись не толще моего запястья. Пыль покрывала тело – толстый слой жёлтой пыли. Она лежала на волосах, на плечах, на высохших кистях рук, обтянутых пергаментной, лимонного цвета кожей. Голова его была склонена на грудь, а перо по-прежнему лежало на пожелтевшем от времени листе бумаги.

– Мой бедный хозяин! Мой бедный, бедный хозяин! – воскликнул клерк, и слёзы градом покатились по его щекам.

– Как?! – вскричал я. – Неужели это и есть Станислав Стэннифорд?

– Он сидит здесь вот уже семь лет. Ну почему, почему он так поступил?! Я просил, я умолял его, вставал перед ним на колени, но он был непреклонен. Видите ключ на столе? Он заперся изнутри. И он что-то написал. Мы должны забрать это с собой.

– Да-да, забирайте, и, бога ради, пойдёмте скорей отсюда! – воскликнул я. – Здесь сам воздух чем-то отравлен. Идёмте, Стэннифорд, идёмте! – И, подхватив под руки с двух сторон, мы полуотвели, полуотнесли молодого человека в его комнату.

– Это был мой отец! – вскричал он, едва обретя вновь сознание. – Он сидит там мёртвый в своём кресле. Вы знали об этом, Персивел! Вы ведь это имели в виду, когда предупреждали меня?

– Да, я знал, мистер Стэннифорд. Я находился в ужасно тяжёлом положении, хотя в поступках своих всегда стремился к общему благу. Все семь лет я знал, что ваш батюшка умер в этой комнате.

– Вы знали, но ничего нам не сказали!

– Не судите меня строго, мистер Стэннифорд, сэр! Имейте снисхождение к старику, которому выпало играть трудную роль.

– У меня голова идёт кругом. Ничего не соображаю! – Он с трудом поднялся и отхлебнул глоток бренди прямо из бутылки. – Эти письма – матери и мне – подделка?

– Нет, сэр, ваш отец сам написал и адресовал их. Он оставил их мне для последующего отправления. Я только скрупулёзно следовал его инструкциям. Не забывайте: он был моим хозяином, и я должен был повиноваться.

Бренди немного успокоил расшатавшиеся нервы молодого человека.

– Расскажите мне всё до конца. Теперь я в состоянии выслушать вас спокойно, – проговорил он.

– Хорошо, мистер Стэннифорд. Как вам уже известно, у отца вашего возникли тогда крупные неприятности. Он думал, что по его вине множество небогатых людей могут потерять свои сбережения. Ваш батюшка был так добросердечен, что мысль эта была для него невыносима. Она беспокоила и терзала его до тех пор, пока не подвела вплотную к самоубийству. О, если бы вы знали, мистер Стэннифорд, как я молил и отговаривал его, вы ни в чём не стали бы меня винить. И ваш отец, в свою очередь, уговаривал и умолял меня, как никто и никогда не умолял меня прежде. Он сказал, что решение его бесповоротно, и он свершит задуманное в любом случае, но от меня зависит, будет его смерть лёгкой и счастливой или полной страданий. В глазах его я прочёл, что он твёрдо намерен поступить так, как сказал. Тогда я сдался и поклялся выполнить его волю.

Больше всего его волновало вот какое обстоятельство. Лучшие врачи Лондона предупредили его, что сердце миссис Стэннифорд не выдержит и малейшего потрясения – настолько она больна. Его терзала мысль, что своим уходом из жизни он ускорит и её конец; в то же время собственное существование стало для него невыносимо. Как же он мог покончить с собой, не причиняя вреда ей?