Бронепароходы - Алексей Викторович Иванов

него нисходит просторное и мрачное спокойствие. Не такое, когда всё потеряно и остаётся только лечь и сдохнуть, а наоборот — когда рухнули преграды. Теперь всё можно. Теперь все враги. И Мамедов, и Нерехтин, и Катя, и Алёшка, и вся команда «Лёвшина» поголовно. Уничтожить их скопом — будто щенят в мешке утопить — гораздо проще, чем истреблять поодиночке. Проще и надёжнее. И никого не жалко — надоели!

Роман поволок Алёшку к буксиру Нерехтина. То, что у Кати начались роды, его не трогало. Прошло то время, когда он искренне переживал за Катю.

…Иван Диодорыч стоял среди своих людей и угрюмо смотрел на Романа.

— Чего ты хочешь, Роман Андреич? — спросил он. — Буксир — твой. Отпусти Лёшку и не мешай нам.

Иван Диодорыч понял, что пароход, который преследовал «Лёвшино», был пароходом Горецкого.

Роман взглядом отыскал Мамедова. Тот набычился, точно хотел кинуться в драку. Что ж, нобелевскому горцу не повезло. Чаша весов опять качнулась в другую сторону. Два дня назад у Мамедова было всё, включая свободу и буксир, а сейчас не осталось ничего — и жизни скоро не будет.

— Хамзат Хадиевич, мне нужны документы, — спокойно сказал Роман.

— Я прынэсу… — нехотя согласился Мамедов.

— Нет! — быстро возразил Роман; он не забыл о нагане Мамедова. — Я не намерен выпускать вас из виду. Рябухин, принеси ты.

— Под моым матрасом в кубрыке, — сказал Сеньке Мамедов.

Сенька суетливо поспешил к надстройке.

Роман ждал, и команда тоже ждала. Роман рассматривал хмурые лица речников. Совсем недавно это были почти друзья — а сейчас вдруг стали как на чужой фотокарточке, которую можно порвать без всяких чувств.

Над затоном кружились и вопили чайки. Мимо «Лёвшина» полз буксир «Еруслан»; капитан с мостика что-то зло кричал в рупор — он явно адресовался к речникам на «Лёвшине», однако те не обращали внимания. Роман отметил, что нос у «Еруслана» помят и залит чем-то чёрным, а вокруг накренившейся нефтеперекачки по воде растеклась широкая смоляная лужа, в которой ярко блестело солнце. Похоже, «Еруслан» протаранил нефтеперекачку… Рабочие на плашкоуте уныло наблюдали, как тонет их посудина.

Появился Сенька с пачкой тетрадей, перевязанных шпагатом.

— Положи на палубу, — приказал Роман.

Сенька, как собака, послушно положил документы возле ног.

— А теперь, Иван Диодорович, уведите всю команду в кубрик. И Катю туда с собой возьмите. Хамзат Хадиевич, вы пойдёте последним.

— Зачем в кубрик-то? — глухо спросил Нерехтин.

Роман для внушения просто встряхнул Алёшку как тряпичную куклу.

— Что ж ты за зверюга такой? — с тоской произнёс Иван Диодорыч.

Его душа ослабела от бессилия, даже ноги подгибались.

— Давайте за мной, братцы, — позвал всех Серёга Зеров.

Роман снова ждал, пока все речники уберутся с палубы, и Нерехтин вслед за ними. Из прохода в надстройке донеслись голоса — это уводили или уносили Катю. Мамедов не сводил пристального взгляда с Романа. Роман понимал, что хищный нобелевец ловит хоть малейшую возможность напасть.

— Не советую, — предупредил его Роман.

— Убью, если дядю Хамзата застрелишь! — бешено прошипел Алёшка.

Он решил, что Горецкий хочет застрелить Мамедова без свидетелей.

— Не застрелю, — усмехнулся Роман.

Мамедова он оставил просто для того, чтобы тот не ушёл в кубрик первым и не выскочил обратно с наганом. А вот пробитая нефтеперекачка и помятый «Еруслан» навели его на интересную мысль…

— Всё, наша очередь, — объявил Роман. — Теперь в кубрик, Мамедов.

Роман помнил, как устроены помещения в буксире. Коридор, переборка, дверь слева и трап вниз… Мамедов сгорбился в дверном проёме и ступил на трап. Роман толкнул Алёшу вдогонку за Мамедовым и сразу захлопнул железную дверь. Придавив её спиной, Роман стащил с себя брючный ремень и связал им скобы на двери и переборке — замка, разумеется, у него при себе не имелось. Но пару минут ремень выдержит.

В каптёрке боцмана среди ящиков с инструментами, обрезков досок, банок с краской и разных железяк он отыскал толстую проволоку, вернулся к двери в кубрик и заменил ремень обмоткой покрепче. Потом быстро обошёл весь пароход, проверяя, не спрятался ли кто в каюте или в машинном отделении. На передней палубе подобрал пачку тетрадей Турберна. И конечно, удостоверился, что груз в трюме лежит нетронутый.

Стоя на крышке трюмного люка, будто над закопанным кладом, Роман озирался по сторонам: суда у берега, суда у дамбы — крамболы, надстройки, ряды окон, колёса, трубы, дефлекторы, мачты, шлюпбалки… Слева — пароход «Скобелев», справа — погибшая нефтеперекачка: из обширного нефтяного разлива косо торчит верхушка цилиндрической цистерны… Роман подумал, что он всё-таки привёз свой груз туда, куда и стремился. Железная дорога — рядом. Однако оставалось последнее препятствие — команда «Лёвшина». Эти люди выведали его тайну. Значит, они должны исчезнуть. Но как?..

Перестрелять всех он попросту не сможет: это привлечёт внимание, да и патронов не хватит. Затопить «Лёвшино» он тоже не сумеет. Но сумеет сжечь. Пожар на пароходе — дело нередкое, особенно когда вокруг разлита нефть, а машину никто не догадался погасить. Если «Лёвшино» загорится, то люди в кубрике буксира погибнут, а груз, скорее всего, не пострадает.

Роман направился в каптёрку боцмана. Жестяной бидон — в нём фунтов десять керосина. Ворох промасленной ветоши. Нефть не загорится сама по себе. Легко воспламеняются нефтяные пары, а нефть требуется разогреть, но, разлитая по воде, она от воды и охлаждается. Необходим плавучий костёр. Роман помнил, как прошлым летом на борту «Русла» Мамедов объяснял ему эти тонкости, а неподалёку от них горела баржа Иннокентия Стахеева.

В коридоре Роман открыл техническую дверцу в стене колёсного кожуха и выглянул внутрь гребного колеса. Полумрак, толстые железные дуги, тяги, рычаги, шарниры, эксцентрики, заклёпки, плицы… Колесо было погружено в толстый слой нефти, приплывшей сюда от повреждённой нефтеперекачки.

Роман щедро облил ветошь керосином и пропихнул весь ворох в дверцу. Лёгкие тряпки упали возле обода колеса на поверхность нефти как на землю. Соблюдая предосторожность, Роман зажёг серную спичку и бросил вниз. Ветошь ярко полыхнула, осветив колёсный кожух изнутри, точно свод камина. Дальше огонь уже сам разбежится по нефтяной луже…

Главное теперь — чтобы никто на судах в затоне не заметил поджигателя.

Роман быстро вышел на правый борт буксира, перекинул трап на близкий нос парохода «Скобелев», перебрался на пароход и сбросил трап в воду. По галерее обогнул надстройку и сквозь багажный отсек выскочил к сходне. Если кто и увидел его, то он был на «Скобелеве», а не на «Лёвшине».

Он двинулся вверх на берег к белым башням резервуаров. На полпути он услышал гудок. В затоне