В ночь большого прилива - Владислав Крапивин

Зацепиться бы хоть за что-то привычное, знакомое, прочное… Он зашарил глазами по голой, с трещинами штукатурке, по полу… И увидел то, что не замечал до этой секунды.

У стены, прямо на расколотых паркетных плитках, стоял черный переговорный аппарат. Да, телефон. Такая штука с трубкой и дырчатым диском, чтобы крутить его и набирать номера. Похожие аппараты есть в Старом Городе, где всё, как в прошлых веках: кино, кафе, автомобили старых марок. Даже лошади с экипажами. А из будки с телефоном каждый может позвонить домой или знакомым — как из прошлого века! Ежики, когда гулял с мамой в этом городе-музее, сам звонил Ярику!

Ежики сел на корточки у телефона. Зачем-то оглянулся. Взял трубку. По-комариному запищало в наушнике. Действует! Значит, можно хотя бы узнать время!

Диск поворачивался с трудом, срывался, аппарат елозил по паркету. Ежики стиснул трубку между коленями, левой рукой прижал телефонную коробку к полу, палец правой снова сунул в отверстие диска. Повернул с натугой: ноль… ноль… один… Прижал к уху трубку.

Комар в наушнике уже не пищал. Там была большая прозрачная тишина пространства . Вдруг в ней что-то щелкнуло.

— Ежики… — сказал близкий, очень знакомый голос («Ешики»!). — Ешики, это ты?

Он задохнулся. Оглушительно застучали старые часы. Но сквозь этот стук донеслось опять:

— Ешики, это ты, малыш?

— Да… — выдохнул он со всхлипом.

— Ешики… В дверь налево, потом лестница на третий этаж. Там комната триста тридцать три. Беги, малыш, беги, пока светит луна…

Оглушающий звон опустился на него… Нет, это опять звенит в наушнике! Ежики бросил трубку. Метнулся… Дверь налево…

О, как мчался он по лестнице, по коридору, сквозь полосы бьющей в окна луны! Он рвал эти полосы ногами и грудью, рвал воздух, рвал расстояние!.. Но где же хоть одна дверь? Где?!

Наверно, здесь не третий этаж! Надо вверх!.. Какие-то ступени в темноте, круглый поворот стен, пол идет наклонно, все выше, опять поворот… Прогудел под ногами металл невидимого решетчатого трапа над пустотой. Потом — р-раз! — и пустота эта ухнула, раскрылась впереди, сжала грудь.

Нет, он упал не глубоко, с высоты не больше метра. И не на камни, на упругий пластик. Вскочил. Было пусто, темно, гулко. Лишь далеко где-то сочился лунный свет.

Куда бежать?

И тогда Ежики закричал в горе и отчаянье:

— Мама, где я?!

Щелкнуло в темноте. Мягкий мужской голос (явно из динамика) сказал:

— Что случилось?

— Где третий этаж?!

— Здесь третий этаж.

Пустота налилась розоватым светом. Круглый вестибюль и — двери, двери, двери… Над одной бьются, пульсируют стеклянные жилки цифры: 333.

Ежики задохнулся опять, со стремительного разбега ударился о дверь, откинул ее…

В белой комнате за черным столом сидели Кантор, незнакомый человек и доктор Клан.

Темно стало.

Ничего не стало…

…— и когда они поймут, что секрет в темпоральной направленности кольца…

— Понять — не значит справиться…

— Справятся и с этим, уж коли сделали заставу. И превратят тамбур в туннель. А точнее, в проходной двор…

— Тише, прошу вас…

— Тише или громче, какая разница… Вы говорили, там пустыня, редкие поселки на уровне позапрошлого века и всего несколько сотен людей, нет ни одного инженера. А они вон что отгрохали.

— Всегда можно ошибиться, если имеешь дело с Сопредельем…

— Это верно. А мальчик вот не ошибся. Ухватили в последний миг. И какой ценой! Генеральная блокада ради одного мальчишки…

— Тсс…

— Да бросьте вы!..

— Мне показалось, что он пошевелился.

— Это осела подушка… И потом, что он поймет, если даже услышит?

— Но вы уверены, что все-таки не услышит?

— До утра он будет спать как убитый. Это даже не сон, а кома. Вернее, состояние, близкое к ней… А в потолке к тому же гипноизлучатель…

«Фиг вам, а не излучатель, доктор Клан… Воины-итты не теряют сознания надолго. Они могут лежать, как окоченевшие на песке трупы, но слышат всё, и голова у них ясная…»

— …Сам готов свалиться как мертвый. Я истратил энергии, наверное, не меньше, чем все наши накопители…

— …Которые теперь пусты.

— Теперь это не страшно. По крайней мере некоторое время. Мы поставили заслон.

— Надолго ли…

— На третьи сутки грань выйдет из меридиана. До следующего цикла у нас полгода.

— И вы уверены, что сумеем накопить энергию?

— Правительство поможет. У нас там свои люди.

— Есть свои, а есть и…

— Ну, ей-богу же, доктор, ваш скепсис хорош, но в разумных дозах.

— Это не скепсис, любезный Кантор. Уже не скепсис… Боюсь, что это общее фундаментальное неверие.

— Вы сошли с ума…

— Благодарю.

— Но в конце концов… капитан-резидент Клан! Вас тем не менее никто не освобождал от выполнения обязанностей.

— А я и не уклоняюсь, как видите, любезный консул…

«Кто? Святые Хранители, кто?!»

— …Не уклоняюсь. Но смысл?.. И вам ни разу в вашу безусловно талантливую голову не приходила мысль, что Идея порочна изначально?

— Нет! Не приходила! Такая мысль несовместима с командорским обетом, который мы все давали и нарушение которого…

— Ну, давали, давали… Обет прекрасен, Идея благородна — Всеобщая Гармония Мира… А почему мы приняли на себя роль носителей абсолютной истины? Почему Гармония в нашем понимании должна быть Гармонией, приемлемой для всех?

— С точки зрения бронтозавра или каннибала с Пальмовых островов, она, безусловно, смотрится иначе…

— Не ящеры и не каннибалы восстают против глобальных экспериментов. Помните идеологов Мыслящей Галактики? Как начался их крах… Кстати, тоже на Полуострове, хотя и не похожем на наш. И… о Господи… раньше-то как-то и не думал: первым поднялся лицей . А уж потом пошло по меридиану…

— Если делать столь наивные сопоставления… Вы устали, доктор.

— Не надо так, мон женераль. Я врач, гуманитарий, штатский человек, но тоже офицер общины и…

— Все мы гуманитарии…

— …и позволяю себе уставать не больше других. Но мое офицерство, надеюсь, не лишает меня права анализировать ситуацию?

— Анализируйте, ради всех святых. Но при чем здесь эти… с Мыслящей Галактикой? Они были даже не люди.