Ястреб халифа - Ксения Медведевич

Люди шарахались в стороны, в зал вбежали вооруженные топориками-табарзинами гулямы, и Фахру не пришлось долго работать локтями.

Увидев мокнущее в крови тело, мальчик потерял голос и осекся:

– Тарег…

Смигивая помутневшими, заволоченными болью глазами, нерегиль уже не дергался и лежал неподвижно. Он попытался поднять руку, но сил не хватило.

– Мой повелитель… – мягко сказал Яхья ибн Саид и поймал набухающий слезами взгляд мальчика. – Нам нужно принять решение незамедлительно. Ты помнишь, что я рассказывал тебе о печати, о мой халиф?

Нерегиль вдруг замотал головой, пытаясь дернуть стягивавшую горло повязку, губы искривились, изо рта снова потекло. Ему вцепились в запястья, в щиколотки, пригвоздив руки и ноги к полу, а Яхья крепко обхватил голову:

– Тихо! Тихо! – Морщась от усилий, он снова взглянул на попятившегося Фахра: – Его сможет спасти лишь сон в городе джиннов, о мой халиф! Да что ж такое!.. Держите его!..

– Но он не хочет! – в ужасе глядя на рвущегося Тарега, воскликнул мальчик.

– Потеря крови может превратить его в калеку – с каждым мгновением мы рискуем все больше! – выкрикнул Яхья, еле удерживая за уши и подбородок мотающуюся у него на коленях голову.

– Он говорит, что это не так! – переводя взгляд с хрипящего нерегиля на скривившегося от напряжения Яхью, крикнул Фахр.

– Мы теряем… да держите же его крепче, о сыны греха!.. Мы теряем драгоценное время, о мой повелитель! Поверь мне, о халиф, его и нас сейчас может спасти лишь печать Дауда – клянусь Всевышним! Держите, держите это чудовище, о сыны праха, он же истечет кровью!..

Джунайд раздвинул толпу и встал рядом с дрожащим мальчиком в царственном шелке. Тот в ужасе наблюдал за происходившим у его ног и старался зажать ладонями уши – Тарег орал в его разуме, пытаясь избежать уготованной ему участи.

– У меня послание от Великой госпожи, о повелитель.

На мгновение все стихло – нерегиль замер и задышал часто-часто. Фахр разлепил ладони на ушах и впился в Джунайда заплаканными глазами.

– Она согласна с Яхьей ибн Саидом.

«Лжешь! Лжешь! ЛЖЕШЬ!!!»

Тарег колотился как проклятый, вопя мысленной речью:

«ЛЖЕШЬ!»

– Клянусь Всевышним, я говорю истинную правду.

По обе стороны солнца неожиданно воцарилась полная тишина. Нерегиль затих и уставился на Джунайда широко, как у покойника, раскрытыми глазами.

– Хорошо, – решился Фахр. – Давайте печать.

И заплакал.

Тарег уронил голову, прикрыл глаза и больше не сопротивлялся. В жуткой тишине слышалось лишь его хриплое дыхание и всхлипывания Фахра. Джунайд встал на колени у правого плеча нерегиля – тот не удостоил его даже взглядом.

Яхье подали деревянный полированный ларец. Он бережно приоткрыл крышку и извлек печать. Один из учеников принялся быстро наносить на нее кисточкой чернила хибр, славящиеся своей стойкостью.

– Протрите ему лоб, – тихо приказал Яхья, держа на отлете руку с печатью.

Тарег все так же тяжело дышал, не открывая глаз.

Джунайд вытащил из рукава платок и сдвинул нерегилю со лба налипшие мокрые волосы.

И сказал: Она велела передать, что просит прощения. И что будет ждать на небесах и молить за тебя Всевышнего.

Если самийа и слышал его мысленную речь, то не подал виду. Джунайд обтер платком покрытую испариной белую кожу – и кивнул Яхье.

– Прощай, Тарег, – сказал Фахр и разрыдался в голос.

Старый астроном вздохнул. И вдруг прислушался к чему-то внятному одному ему, медленно кивнул и горько прошептал – видно отвечая на мысленную речь нерегиля:

– Ты прав, Тарег. Воистину я заслужил твое проклятие. Второй раз я отбираю у тебя все, что у тебя есть. Прости меня – и да рассудит нас Всевышний.

И прижал нерегилю ко лбу круглый черный камень. Тело Тарега скорчилось в судороге, лицо исказилось и оскалилось, губы посинели. Яхья крепко держал нерегиля за волосы и не отнимал сигилу ото лба.

Рывки становились все менее сильными и наконец прекратились совсем, с лица ушла гримаса боли, а скрючившиеся пальцы разжались. Свившееся в муке тело ослабло и бессильно свесило голову. Старый астроном осторожно отнял печать и, подхватив Тарега под затылок, уложил тяжелую голову на окровавленные плиты пола. Она тут же завалилась щекой в лужу. Круглый оттиск сигилы жутко чернел над переносицей, губы продолжали горько кривиться.

Над распростертым бессильным телом рыдал мальчик.

Джунайд вздохнул и закрыл лицо руками – его терзало отвращение к самому себе.

– Вразуми нас, о Подающий, – прошептал он.

Ему вдруг захотелось узнать, почему спасение всегда оплачивается такой дорогой ценой – и оставляет после себя отвратительный привкус поражения.

Из рассказов о славных деяниях и хроник:

Не следует, чтобы подручные государю становились начальствующими, ибо от этого порождаются большие непорядки, государь лишается силы и достоинства. В особенности это относится к женщинам, которые являются «людьми покрывала» и у которых нет совершенства разума. Цель их существования – сохранение рода. Чем они родовитее, тем достойнее, чем скромнее, тем более заслуживают похвалы. Если жены и мать государя станут давать приказы, они будут приказывать то, что им подсказывают корыстные люди: ведь они не могут, как мужи, постоянно видеть внешние дела собственными глазами, их приказ основывается на словах передатчиков, которые состоят при их делах, как то: придворные женщины, евнухи, служанки, поэтому, конечно, их приказ противоречит верному. Отсюда родится вред, величие государя испытывает ущерб, люди впадают в страдания, происходит изъян в царстве и вере, имущество людей погибает, вельможи державы подвергаются обидам.

Хадис. Если что скажут женщины, надо делать вопреки, чтобы вышло целесообразно. Согласно преданию, пророк приказал: «Советуйся с ними, по поступай вопреки». Если бы жены были с полным разумом, посланник – мир над ним! – не сказал бы этого.

Еще рассказ. Умар сын аль-Хаттаба – да будет доволен им Господь! – сказал: «Слова женщин, как они сами, запретны для показа; как не следует их самих показывать открыто, так не следует о них говорить».

Достаточно того, что уже сказано относительно сего предмета. Пусть падет взор на многое другое, пусть узнают, в чем есть добро.

Теперь о правлении халифа Фахра ад-Даула.

В 415 году аята злые еретики из секты зайядитов лишили государство благодетельного присутствия Тарика аль-Мансура. Как известно от достойных доверия людей, зайядиты, укрепившиеся в Куфе, засылали в города юношей, которые убивали достойных людей. Судьба испытывает равно сильных и слабых, и тогда она послала испытание аль-Мансуру. Еретики пронзили его кинжалами во дворце, и Тарик слег, и мудрые рассудили, что нет проку ждать выправления невыправляемого. Слава Всевышнему, у людей того времени были силы и средства, и с помощью Милостивого аль-Мансур уснул, и его с надлежащей пышностью отвезли на Мухсин в город джиннов. Там он спал семьдесят лет, покуда халиф аль-Амин не разбудил его для сражений с карматами.