Бесплодные земли - Стивен Кинг

Сюзанна крепко сжала губы и на мгновение понурила голову.Вновь вскинув глаза на собеседников, молодая женщина продолжала:

– Белыхмальчишек. Шла с ними на стоянку, в машину, обжималасьпо-всякому, но давать не давала, крутила динамо. Ноги в руки – и привет. Этистоянки… они тоже были Свалка. Опасная игра, но молодость, проворство иподлость натуры позволяли Детте пускаться во все тяжкие и наслаждаться.Позднее, в Нью-Йорке, она пристрастилась воровать в магазинах… про это вызнаете. Оба. Она всегда выбирала большие универмаги, торгующие галантереей, –"Мэйси", "Гимбел", "Блумингдэйл" – а кралаерунду, безделушки. И, надумав кутнуть таким манером, говорила себе:"Двину-ка я нынче на Свалку. Тисну у белых какое-нибудь говно. Потырюкакую-нибудь напамять, а потом возьму да раскокаю это паскудство".

Сюзанна умолкла, глядя в огонь. Губы у нее дрожали. Когдаона вновь оторвала взгляд от костра, Роланд и Эдди увидели, что в глазахмолодой женщины стоят слезы.

– Не купитесь на то, что я реву. Я все помню – и что яделала, и с каким наслаждением.Наверное, я плачу потому, что знаю – присоответствующем стечении обстоятельств я бы опять взялась за старое.

Казалось, Роланд заново обрел малую толику прежнейневозмутимости, свойственного ему непостижимого самообладания.

– У меня на родине, Сюзанна, говаривали так: "Умномувору во всякую пору благоденствие".

– По-моему, стянуть пригоршню бранзулеток большого ума ненадо, – отрезала она.

– Тебя хоть раз изловили?

– Нет…

Стрелок развел руками, словно говоря: "То-то ионо".

– Выходит, для Детты Уокер Свалкой была всякая параша? –спросил Эдди. – Поганые ситуевины, поганые моменты, всякая грязь? Так или нет?Потому как, по-моему, что-тотут не то.

– Грязь… и блаженство. Яркиемгновения жизни… в те минутыона… она придумывала себя заново– наверное, можно так сказать. Впечатляющиемгновения… но бесплодные, потраченные впустую. Загубленные.Впрочем, все это неимеет отношения к призрачному мальчику Роланда, не так ли?

– Быть может, нет, – сказал Роланд. – Видите ли, и в моеммире тоже существовала Свалка. И у нас это словечко тоже было просторечным. Даи толковалось весьма похоже.

– Что оно означало для тебя и твоих друзей? – спросил Эдди.

– Смысл его слегка менялся сообразно обстоятельствам."Свалкой" могли назвать кучу отбросов. Или бордель. Или притон, кудаходят играть на деньги или жевать бес-траву. Однако самое распространенное,самое обычное значение этого слова, какое я знаю, – оно же и самое простое.

Стрелок посмотрел на своих собеседников.

– Свалка – место запущенное и необитаемое, – сказал он. –Свалка – это… это бесплодные земли.

Теперь дров в костер подбросила Сюзанна. На юге ослепительнои ровно горела Праматерь. Из усвоенного в школе Сюзанна знала, что это значит:Праматерь – не звезда, а планета. "Венера? – подивилась она. – Илисолнечная система, частью которой является этот мир, – иная, как и все прочее?"

Сюзанну вновь захлестнуло уже знакомое ощущение нереальностипроисходящего – ощущение, что это непременно должен быть сон.

– Продолжай, – попросила она. – Что произошло после того,как голос предостерег тебя насчет Свалки и мальчугана?

– Я поступил, как меня учили поступать, если со мнойкогда-нибудь случится нечто подобное: ударил кулаком в дыру, откуда сыпалсяпесок. И вытащил кость, челюсть… но не эту. Кость, извлеченная мною из стены напостоялом дворе, значительно превосходила ее размерами и почти навернякапринадлежала одному из Великих Пращуров.

– Что с ней стало? – спокойно спросила Сюзанна.

– Однажды ночью я отдал ее мальчику, – сказал Роланд. Пламякостра расцвечивало его щеки узором жарких оранжевых бликов и пляшущих теней. –Как защиту… своего рода амулет. Позднее мне показалось, что она уже сослужиласвою службу, и я ее выбросил.

– А это-то тогда чья челюсть, Роланд? – спросил Эдди.

Держа кость на весу, Роланд долго, задумчиво смотрел на нее,потом вновь бросил ее к себе на колени.

– Потом, когда Джейк уже… после того, как он погиб… я нагналчеловека, которого преследовал.

– Уолтера, – вставила Сюзанна.

– Да. У нас состоялась беседа… долгаябеседа. В какой-то мигя уснул, а когда проснулся, Уолтер был мертв. Мертв по меньшей мере сотню лет,а быть может, и больше. От него остались лишь кости, что, в общем, подходило кобстановке, ибо местом нашей беседы Уолтер избрал погост.

– Да уж, долгонький вышел разговор, ничего не скажешь, –сухо заметил Эдди.

Тут Сюзанна слегка нахмурилась, но Роланд только кивнул.

– Долгий-предолгий, – сказал он, глядя в костер.

– Утром ты очухался и к вечеру того же дня вышел к ЗападномуМорю, – сказал Эдди. – А ночью нагрянули те страшенные омары, да?

Роланд снова кивнул.

– Да. Но прежде, чем покинуть голгофу, где мы с Уолтеромговорили… или грезили… или что уж это было… я взял от его остова вот это. –Стрелок поднял кость, и оранжевый свет вновь скатился с мертвого оскала.

"Челюсть Уолтера, – подумал Эдди, и его пробрал легкийозноб. – Челюсть человека в черном. В следующий раз, когда тебе взбредет вголову, что Роланд, может быть, обычный мужик, каких пруд пруди, вспомни о ней,Эдди, мальчик мой. Он все это время таскал ее с собой, словно какой-то…людоедский трофей. Бо-оже".

– Я помню, о чем подумал, когда взял себе эту кость, –продолжал Роланд. – Помню очень хорошо; это единственное сохранившееся у менявоспоминание о том времени, какое не сбивает меня с толку. Я подумал: "Яспугнул удачу, выбросивши то, что нашел, когда встретил мальчугана. Эта костьзаменит мне ту". Тогда только я услыхал смех Уолтера – злобное, гаденькоехихиканье. И голос его я тоже услышал.

Сюзанна спросила:

– Что сказал Уолтер?

– "Слишком поздно, стрелок", – сказал Роланд. –Вот что он сказал. "Слишком поздно – отныне и вовеки удачи тебе не будет.Таково твое ка".

– Хорошо, – наконец подал голос Эдди. – Основной парадоксмне понятен. Твои воспоминания разделились…

– Не разделились. Удвоились.

– Ладно, пусть так; это почти то же самое, разве нет? – Эддиподхватил прутик и тоже нарисовал на песке маленькую картинку: