Экипаж лейтенанта Родина - Сергей Михайлович Дышев

class="p1">Артиллеристы и по тем машинам поработали основательно: по «ранам» на телах железных монстров можно было судить, как происходило побоище. Сначала перебили «ноги» – гусеницы и опорные катки, и несущиеся по полю «тигры» развернуло более уязвимой бортовой частью. И потом едва двигающимся машинам противотанкисты учинили смертный приговор, всаживая бронебойные снаряды в борта, башню и корму. Еще более печальное зрелище представлял седьмой танк – PzKpfw III. После повреждения гусеницы меткий глаз наводчика отправил снаряд прямо под башню, и ее сорвало и унесло метра на три… Кроме механика-водителя Отто, никто в этой бойне не уцелел.

Пленного немца Родин привел к капитану Бражкину, передал ему и сумку командира 505-го батальона, доложив, что тот был убит прямым попаданием снаряда в башню.

– Всем остальным каюк? – поинтересовался ротный на всякий случай.

– Так точно, все погибли, – ответил Иван.

Бражкин раскрыл сумку, вытащил из нее карту, развернул, бегло посмотрел, положил обратно. Рабочую тетрадь перелистал, убедившись, что ценности не представляет, сунул Ивану:

– Личный состав 505-го батальона… Расходный материал. Возьми на самокрутки!

Из сумки на землю выпали фотографии в конверте. Иван поднял их, пересмотрел. На одной капитан был снят в парадной форме с рыцарским крестом. Рядом с ним его счастливое семейство: молодая красивая женщина с завитыми светлыми волосами, белокурый в маму сынок лет семи и кудрявая девчушка на руках у мамы на фоне небольшого особняка. Еще было фото надменного старика с усами, как Вильгельма II. На других снимках Иоганн фон Кестлин позировал среди других офицеров на фоне «тигра» и, конечно, не преминул сняться в позе победителя на подбитой «тридцатьчетверке» с сорванной башней.

– Отвоевался, тезка Иоганн. Плохая примета фотографироваться на могиле, – сказал Иван и бросил снимки на землю.

Погибших танкистов роты с воинскими почестями похоронили на окраине сельского кладбища Егорычей. Огурцова, механика-водителя Петьку Кукина, уцелевшего под проехавшим танком Родина, и башнера с совковыми лапами Сергея Котова отправили в медсанбат.

Глава девятая

В деревне Девочкино, куда уже ближе к вечеру командование определило на постой роту Бражкина, как раз и было около десятка избушек. Пламя войны обошло её стороной, факельная команда вермахта, видно, не добралась, а «тиграм» не суждено было занять этот рубеж в соответствии с их планом наступления на карте.

Иван сначала определил место экипажу Еремеева в явно пустовавшем домике, а своим – в соседней избе, где зорким оком углядел едва курившийся сизый дымок из трубы.

Обыкновенный сруб, пятистенка, с потемневшими до серости цвета бревнами, подгнившими по углам. Когда-то очень давно крышу покрыли соломой, она почернела и слежалась и почти вся поросла темно-зеленым ковром мха.

«Такую поджечь трудно, – подумал мимолетно Иван. – Хотя у огнеметчиков проблем нет».

Он подошел к подслеповатому, но чистенькому окошку с ветхим резным наличником и постучал – самый быстрый способ вызвать хозяев.

Ждать пришлось недолго, в сенцах послышались шаги, лязгнул засов, дверь широко распахнулась, чуть не задев Ивана. На пороге стояла гренадерского роста худая, как стебель ревеня, старуха. Из-под плотно повязанного платка обвела оценивающим взглядом, сказала без особой радости:

– Пришли, освободители!

Иван поздоровался, а хозяйка сразу перешла к конкретике:

– Сколько вас?

– Четверо!

– Танкисты? А чего в танке не ночуете? Шучу, не обижайся! Проходьте, милости просим, до какого времени выносим?

– До начала фронтального наступления, бабушка. В общем, военная тайна! – сказал Иван.

– Я тебе не бабушка, тоже мне внучок нашелся, а Татьяна Матвеевна, – веско заметила хозяйка.

– А я – Иван.

Он вошел в избу, за ним – Руслан, Кирилл и Саня.

– Татьяна Матвеевна милостиво разрешила нас взять на постой, – сказал Иван и представил ребят:

– А это мои друзья, экипаж машины боевой: Руслан, Кирилл и Саша.

В первой комнатушке пятистенки находилась русская печь, стояли деревянный диван, стол-верстак, пара табуреток и металлический рукомойник с тазом на табурете.

Татьяна Матвеевна распорядилась всем непременно вымыть руки, заметив, что вместо мыла у них глина, но зато белая.

– А теперь прошу в залу! – с наигранной торжественностью произнесла она.

Ребята переглянулись, будто сейчас предстояло войти в мир дворянства XIX века.

Во второй комнате, уютной и теплой, главной неожиданностью стала девушка лет семнадцати на вид. Она несуетливо с достоинством встала с резного деревянного дивана, покрытого белой накидкой. Несомненно, это гибкое и стройное создание было симпатичным, но такой же, как у хозяйки, платок плотно укрывал голову девушки, оставив только личико.

– Это моя внучка Екатерина, товарищи танкисты, – строго сказала Татьяна Матвеевна, делая ударение на каждое слово, давая этим тоном понять, что всякие шуры-муры исключены даже в мыслях.

Иван, Руслан и Саня просто назвали себя по имени, а Киря, подошел к девушке, не ожидавшей подвоха, щелкнул каблуками и представился:

– Гвардии сержант Кирилл Сидорский! – И поцеловал ручку.

Катя поспешно её отдернула, а бабушка тут же резко отреагировала:

– Смотри, гвардеец, у меня все сковородки чугунные! И рука тяжелая!

– У нас в деревне так всегда принято, – скромно сказал Кирилл.

– А в нашей девушкам руки не слюнявят, а если имеют намерения, то – серьезные! – отрубила Татьяна Матвеевне. – Давайте, дорогие гости, присаживайтесь за стол. Катя не стой, накрывай на стол тарелки, чашки.

Катя бросилась исполнять, а ребята осмотрелись.

В зале, как назвала хозяйка, уют создавали цветные занавески на окнах, истёртый коврик с оленями на стене. За ширмой виднелась еще одна печь и, наверное, находилась старухина кровать. На стене висели часы с гирьками и дверцей, из которой, видно, в довоенное время выскакивала кукушка. При всей нищете здесь соблюдалась идеальная чистота, и Иван подумал, что неплохо было бы снять сапоги, но тут же отмел эту мысль: даже высвобожденный на волю край портянки был сравним бы с химатакой.

Хозяйка вытащила ухватом из печи и поставила на стол чугунок картошки, заметив, «то, что фриц не успел сожрать», а Сидорский из вещмешка – тушенку, сало, хлеб и сахар. Катя села на лавку подле бабушки, и когда Кирилл вполне доброжелательно посмотрел на нее, непроизвольно подвинулась к ней. Сидорский, на правах завхоза экипажа, тут же вскрыл четыре банки и ложкой выгреб содержимое двух в тарелки Кати и Татьяны Матвеевны. Голод в глазах ничем не скроешь…

– А вам? – одновременно произнесли Катя и хозяйка.

– А нам… Командир, а как насчет наркомовских?

Сидорский потянулся к рюкзаку, вытащил оттуда флягу, вопросительно посмотрел на Родина.

– Давай, по малой! – разрешил Иван.

Кирилл первым делом предложил налить Татьяне Матвеевне, она спросила тоном, как в ресторане у официанта спрашивают, какого года урожая виноград:

– Что там у вас, Кирилл?

– Спирт,