Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона - Никита Василенко

class="p1">Винитарий не переставал удивлять. Ласково осведомившись о здоровье императора Валента, он, можно сказать, дословно повторил слова квестора Священного двора Евсея о цели истинного путешествия римского офицера. Однако при этом так завуалировал все сказанное, что в результате сам трибун оказался не тайным шпионом, но доброжелательным свидетелем всего происходящего на землях королевства.

– С того времени, как на границах наших и без того беспокойных соседей, кочевых аланов, появились, роясь, как бесчисленные дикие пчелы, конные орды безжалостных кровавых гуннов, мы обеспокоены лишь тем, как отбиться от их злобных и болезненных укусов. Сам видишь, трибун, что мои солдаты перевооружились для отражения конных варваров, вдвойне опасных тем, что сражаются, пуская издали тучи стрел, а когда пехота подходит вплотную, готовясь согласно нашим обычаям вступить в честную схватку, рассыпаются, чтобы вновь собраться в отдалении и продолжить свое убийственное кровопускание. Строй латников, многие из которых уже ранены, слабеет, и тогда мириады и мириады гуннов наваливаются разом, задавливая нас не умением, но массой. К счастью, до сих пор у гуннов ощущается нехватка в «железе», большая часть этих дикарей мечет стрелы с костяными наконечниками. Вот почему нам так нужна ваша помощь в добротных панцирях да крепких железных наконечниках для метательных копий. Я молю Господа, Спасителя нашего, чтобы не иссякнул источник дружественной (пусть и негласной) помощи от наших друзей в Константинополе, которые снабжают нас оружием для защиты от нехристей, поправших законы Создателя.

– Постараюсь передать твои слова, Наместник, тому, кто способен оценить добро, – осторожно молвил Константин Германик. – Но скажи мне: неужели грозная готская конница не в состоянии загнать этих самых гуннов с их самодельными стрелами в северные комариные болота, откуда они, по слухам, вылупились?

Винитарий тяжело вздохнул:

– Положение значительно серьезнее, чем оно может казаться из столицы Римской империи. Гунны уже перешли соленое озеро Меотиду. Согласно их легенде, путь им указал священный олень, который нашел в озере-море брод. С каждым днем их количество многократно увеличивается, и наша тяжелая конница просто не успевает перекрывать границу королевства, препятствуя набегам легковооруженных отрядов. Да, действительно, пока гунны весьма слабы при прямом столкновении. Но, посуди сам, что будет, если они сомнут аланов и, сменив костяные стрелы на железные, хлынут подобно огненному ливню на наши земли?

Винитарий задумался. Константин Германик, проявляя такт, не осмеливался мешать ему.

– Наш епископ и праведник Вульфила сказал по этому поводу горестные слова, – подытожил рассказ о врагах королевства Наместник. – «Бог попускает, и множество вооруженных подступает».

– Я слышал о Вульфиле, – не подумав, произнес трибун и в растерянности замолк. Имя это упомянул Эллий Аттик во время краткосрочной беседы по дороге во дворец. Однако кто такой Вульфила, толком не пояснил.

– Ты знаком с трудами нашего великого праведника и проповедника Вульфилы?! – явно обрадовался Наместник. – Что же ты молчал? Давай немедленно перейдем из этого строгого и суетного зала, увы, преисполненного подозрениями и даже злобой, в кроткий мир моей маленькой часовни. Я покажу тебе Codex Argenteus, перевод Священного Писания на готский язык, написанный на пурпурном пергаменте серебром и золотом. Рукопись столь красивую и изысканную, что ее совершенство вполне соответствует высокому духовному смыслу.

Винитарий снова покинул свой трон и настойчиво увлек за собою Германика по направлению к небольшой неприметной двери в углу колонной залы.

При этом он успел поведать, что «ваш великий император Константин, в конце земного пути все же оценивший труды нашего Ария и вернувший его из ссылки, успел еще при жизни заказать писцам пятьдесят великолепных экземпляров Священного Писания, желая донести Слово Господа во все уголки Римской империи. Это, безусловно, вместе с другими воистину благочестивыми деяниями возвышает Константина, позволяя говорить о его святом призвании».

Трибун затосковал. Вместо увлекательнейшей беседы о возможности перевооружения тяжелых готских латников, оснащения их мобильных отрядов наибольшим количеством метательных копий ему предлагали богословский диспут, в котором он, безусловно, был не так силен.

Именно в этот момент, краем глаза опытный Константин Германик заметил, что из ряда дотоле неподвижных охранников у дальней стены один внезапно шагнул вперед и стремительно направился к ним.

– Наместник! – предупредительно вскричал Германик, положив руку на рукоять меча.

Винитарий недоуменно посмотрел на гостя, затем оглянулся.

– А-а! – сказал он, разглядев латника. – Это же Ульрика. Сестра моя сводная. Не тревожься, храбрый римлянин. Это невинное создание не причинит тебе зла.

Тут только Константин Германик с изумлением убедился, что к ним приблизилась амазонка, облаченная в тяжелый железный панцирь. Тяжелый даже для гвардейца! Поэтому, если бы Винитарий не назвал бойца Ульрикой, трибуну пришлось бы долго присматриваться, чтобы убедиться, что перед ним действительно молодая женщина.

Еще бы! Лицо «невинного создания» скрывал громоздкий римский шлем со стальным гребнем, упиравшимся в широкий налобник, нависший прямо над бровями. Мощные бронзовые пластины наглухо закрывали щеки, длинная стальная полоска защищала нос. Вдобавок под подбородком Ульрика туго повязала просмоленные тесемки, намертво удерживавшие шлем на голове. Грубая тесьма безобразно и безжалостно впилась узлами в скулы, при каждом движении немилосердно ерзая по белой шее.

Амазонка-Ульрика запросто кивнула Константину Германику и что-то горячо зашептала на ухо Наместнику.

– Ну, что же ты, право! Нашла время! – отвечал тот недовольно. Но, очевидно, подчиняясь капризу «невинного создания», обратился к трибуну:

– Дело в том, что Ульрика прослышала о твоем боевом псе. Дежурный офицер расстарался. Где это явление апокалипсиса? Покажи его сестре скорее, прошу тебя. А после этого отправимся наконец в мою часовню-библиотеку, чтобы насладиться мудростью совершенных!

Трибун понял, что спасен.

– Цербер, мой грозный товарищ, ожидает военного смотра за дверьми твоего зала, – мигом отрапортовал он. – Кстати, с ним – мой слуга, правильный грек, мечтающий познать учение епископа Ария и насладиться совершенством трудов Вульфилы. Вполне возможно для того, чтобы передать его благодатные слова людям наиболее выразительно, коль грек знает много наречий, вплоть до языка царства Мероэ, что в долине далекого Нила.

– Да?! – сразу заинтересовался боголюбивый Винитарий. – Любопытно, любопытно в высшей степени. Если твой грек может оценить труды Вульфилы и в странствиях рассказать о них народам Ойкумены, то… Чего же мы ждем?

По приказу Винитария дежурный офицер распахнул тяжелые двери большой залы, впустив внутрь Эллия Аттика с Цербером на коротком толстом поводке. Грозный пес рычал и скалил клыки.

Ульрика всплеснула ладонями.

– Господи, – тихо промолвил ее брат Винитарий. – Вот уж не думал, что сестра повадится меч носить да с собаками баловаться!

Трибун тем временем, перехватив поводок и с трудом сдерживая разволновавшегося пса, незаметно кивнул Аттику в сторону Наместника: «Твой черед. Прояви себя».

– Я слышал, великолепный Винитарий, что первые три строки каждой главы