Сказки В. Гауфа - Вильгельм Гауф

делать с этим негодяем: повесить его или требовать выкупа. Могучий лучше тебя рассудит».

Человечек вскочил с чувством оскорбленного достоинства и вытянулся во весь рост с поднятою рукою, словно намереваясь ударить противника; но он не дотянулся даже до кончика его уха и со злости стал ругаться. Тот не остался у него в долгу и скоро вся палатка огласилась гневными криками. Вдруг полы палатки распахнулись и на пороге остановился высокий, статный человек, молодой и прекрасный как персидский принц. Оружие его и одежда были просты и скромны, но твердый взгляд и неотразимое благородство осанки внушали уважение, не внушая страха.

— «Кто смеет затевать ссору в моей палатке?» — строго крикнул он. Мгновенно все притихли. Наконец один выступил и рассказал в чем дело. Лицо «Могучего», как его называли, вспыхнуло гневом. «Когда это ставил я тебя за себя, Гассан?» — обратился он к человечку. Тот весь съежился от страха и прокрался к выходу. Один шаг Могучего и карлик головою вперед вылетел из палатки.

Когда он исчез, Могучий спокойно лег на подушки и трое мужчин подвели к нему Мустафу. «Вот тот, кого ты приказал нам привести». Тот долго и пристально смотрел на пленника. «Басса Сулиейки! Твоя собственная совесть подскажет тебе, почему ты стоишь перед Орбазаном», — сказал он. Тут брат бросился на колени перед грозным разбойником: «Господин мой! ты ошибаешься, я просто несчастный человек, а не тот басса, за которого ты меня принимаешь». Все удивленно переглянулись. «Тебя не спасет притворство, я позову людей, которые знают тебя». Ввели какую-то старуху. «Узнаешь бассу Сулиейки?» спросили ее. «Узнаю! Клянусь гробом пророка, это никто другой, как басса», был ответ. «Видишь ты, презренный, что вся твоя хитрость ни к чему?» — продолжал Орбазан. — «Ты слишком ничтожен, чтоб я стал позорить о тебя свой кинжал. Завтра с восходом солнца привяжу тебя к хвосту своего коня и буду гонять с тобою по лесам, пока солнце не спрячется за холмами Сулиейки!» Бедный брат совсем упал духом. «Вот плоды проклятий жестокого отца», — со слезами воскликнул он, — «погибла ты, сестра, погибла и ты, Зораида!» «Не помогут тебе жалобы», — сказал один из разбойников, прикручивая ему руки за спину, — «лучше скорее выбирайся из палатки. Могучий уж губы себе покусывает и посматривает на кинжал. Если еще ночку прожить хочешь, пойдем».

Разбойники только что выводили брата из палатки, как встретили трех других и с ними пленного. «Вот тот басса, которого ты велел сюда доставить», — сказали они и подвели пленника к Орбазану. Брат мельком взглянул на несчастного и ему бросилось в глаза действительное сходство его с собою; только лицо было смуглее и борода чернее. Могучий, по-видимому, очень удивился появлению второго пленного. «Кто же из вас настоящий?» — спросил он, поглядывая то на моего брата, то на другого. «Если ты спрашиваешь, кто басса Сулиейки», — отвечал гордо пленник, — «это я!» Могучий долго разглядывал его спокойным проницательным взором, затем молча подал знак увести бассу. Затем он подошел к брату, перерезал кинжалом веревки и пригласил его знаком сесть на подушку.

— «Мне искренне жаль, чужеземец, что я принял тебя за этого негодяя. Вини в этом судьбу, которая привела тебя к нам как раз в час, назначенный для гибели этого несчастного». Брат просил, как милости, отпустить его скорее, так как всякое промедление было гибелью для него. Могучий осведомился куда он спешит; брат чистосердечно рассказал все и Орбазан уговорил его спокойно переждать до следующего утра, а потом обещал сам вывести его на более короткую дорогу в Бальсору. Брат с благодарностью согласился, подкрепил свои силы и отлично проспал всю ночь в палатке разбойника.

Когда он проснулся, он быль один; сквозь стенки палатки до него доносились громкие голоса и среди них голос Могучего и темнокожего карлика. Он прислушался и к ужасу своему услышал, что карлик усиленно убеждает предводителя убить чужеземца, а то, говорил он, он всех нас предаст, как только освободится.

Мустафа понял, что карлик возненавидел его за то, что он был невольною причиною гневной вспышки Могучего. Он с ужасом ждал ответа. «Нет», — послышался ему сильный голос Орбазана, — «он мой гость, а право гостеприимства для меня свято. Да у него совсем не такой вид».

С этими словами он откинул полу палатки и вошел. «Мир с тобою, Мустафа», — сказал он, — «выпьем чтоб освежиться и отправимся в путь-дорогу». Они выпили по кубку шербета, потом взнуздали лошадей и поскакали. Скоро палатки остались позади, они выехали на широкую тропинку к лесу. Могучий рассказал брату, что тот басса, которого они захватили, обещал им полную безопасность в своих владениях, а вместо того, оказывается, захватил одного из храбрейших из них и повесил после страшных мучений. Они долго выслеживали его и уж теперь не выпустят его живым. Мустафа не решился возражать: он был слишком рад, что сам-то цел выбрался.

При выезде из леса Могучий придержал лошадь, объяснил брату дорогу, подал ему руку на прощанье и сказал: «Мустафа, ты нечаянно стал гостем разбойника Орбазана, не считаю нужным тебя убеждать не выдавать того, что ты видел или что слышал. Ты несправедливо претерпел муки смертельного ужаса: я обязан тебе вознаграждением. Возьми на память этот кинжал: если тебе понадобится помощь, пошли его ко мне и я поспешу к тебе на выручку. А кошель может понадобиться тебе доро́гою». Брат сердечно благодарил его за великодушие, взял кинжал, но отказался от кошелька. Орбазан еще раз пожал ему руку, словно невзначай уронил кошелек на землю и как стрела пустился к лесу. Мустафе ничего другого не оставалось как поднять кошелек. Он был поражен щедростью своего нового друга, до того значительна была оставленная сумма. Тут он благодарил Аллаха за спасете, поручил его милосердию благородного разбойника и с радостным сердцем поскакал в Бальсору.

* * *

Лезза замолк и посмотрел на Ахмета. «Что-же, если так, я смягчаю свой приговор насчет Орбазана», — сказал тот, — «надо отдать справедливость, что он прекрасно поступил относительно твоего брата».

— «Он поступил как добрый мусульманин!»