Слепой Орфей - Александр Мазин

– Так не берет же снедь! – удивился Ругай.

Ведьмак тихонечко засмеялся, и от смеха этого у обоих воинов холод пополз по хребтам.

– Он нашего не ест,– ответил колдун.– Слабый он покуда, равно что дитя. Иначе б вам его не обратать. А для силы да росту ему живот[6]человечий надобен.

– Чей? – сиплым шепотом спросил, не удержался, сторож.

– Да хоть твой, хоть мой, хоть чей… Тихо!

Ведун опять тайным глазом коснулся чудища. Не-ет, то не лешак, не иная привычная нечисть, что ему, ведуну, ране попадалась. Рядом с этим мохноногий лешак – что мужик рядом с княжьим воем, брани смолоду выученным. Не пособи ведуну Даритель, стал бы он, ведун, снедью для кромешника. Жило в чудище несообразное: алчная, огненная, нечеловечья жизнь и хитрый человечий разум. Незнам.

Ведун все глубже окунался в суть чудища, но даже его изворотливый многознающий ум блуждал, как дитя в тумане. Дважды Незнам пытал и его самого, но ведун ограждался заветным словом, и Незнам сразу отставал. А Алчный никак не препятствовал. Боялся ведун. Спроста ли Алчный допустил его в себя? Может, заманивает? Ну, пущай! Не впервой – Силой против Силы! Да и огненная жизнь – не внове. Смущал ум-разум, Незнам, запрятавшийся в середке за надесятью крепкими препонами.

Ведун шел, как в Сумраке, откидывал шкуры-завесы, ждал – вот за новой – Незнам! Но то были лишь дымные голодные вихри да высосанные клоки чужих жизней. Сколь же он их взял?

Ругай потрогал ведьмака за плечо. Тот даже не шелохнулся. Оцепенел.

Выдернув из держалки факел, княжий слуга поднес пламя так близко к ведьмаковой роже, что запахло жареным волосом.

Колдун очнулся. Закатившиеся глаза вывернулись обратно, внимательно оглядели пламя, затем ведьмак слегка отодвинулся.

– Ну спугал ты меня! – с облегчением произнес Ругай.– Смотреть-то будешь?

– Посмотрел уж,– буркнул ведьмак.– Да не доглядел. Зря ты меня позвал…

– Извиняй,– повинился княжий слуга.

Но колдун продолжал, не слушая:

– …а, мабыть, и не зря… – уставил на воина холодные свои глаза.– Почуял что? Что?

– Что? – повторил Ругай и невольно попятился от ведьмака – такая властная сила изошла от того.

– Что почуял, допрежь как позвал меня?

Ругай нахмурил лоб, вспоминая… и вспомнил!

– А! – обрадовался.– Верно говоришь, как бы шепнул мне кто: глянь-ко на этого, на тебя значит!

Обрадованный княжий слуга даже хлопнул ведьмака по спине мозолистой лапой:

– А ты дело знаешь!

«Дурак»,– подумал ведун, покосился на отпертую дверь, сунул руку за пазуху, потрогал схороненный нож за гладкую костяную рукоять.

«А вот войду сейчас к нему, да этого,– взгляд на болтливого сторожа,– подсуну. Хоть и знает про меня, а все равно Алчный ближнего схватит. Голоден сильно. Схватит, а тут я и спроворю».

Подумал и отверг сразу. Не оттого, ясно, что сторожа пожалел. Причаровал ведуна Алчный. И Незнам тоже. Было в них нечто важное, что нельзя вот так взять и сгубить.

«Дарителю не понравится,– подумал.– И пусть».

Спросил:

– Когда господин твой будет?

– Четыре дня, я ж тебе говорил.

«Того довольно».

И вслух:

– Нелегка задача. Но… сдюжу. Пошли наверх, что ли? Деньги у тебя там?

Уже наверху, в покоях, глядя, как Ругай пересыпает серебро, ведун вдруг подумал:

«А ведь не надобны они мне… ежели сладится. Что мне тогда деньги?»

Однако ж взял толстенький мешочек, сунул под рубаху, распорядился:

– Буду через три дни. Урода не кормить, не поить, в дверку не зырить, никого не подпускать! Не то… сам знаешь!

– Знаю,– кивнул Ругай.

«А мерзкий человечишка,– подумал княжий слуга, проводив взглядом сутулую спину.– Хоть бы слово доброе на прощанье сказал…»

Разорванное существо Морри терзал голод. И страх.

Лишившись большей части себя, лишившись привычного тела, способностей, растеряв большую часть силы во время бесплодной борьбы с человеком, Морри тяжко страдал. Сейчас он был подобен изгнанному из дворца могучему владыке, лишенному слуг, воинов, оружия, даже крепости тренированных мышц. Нищий, довольствующийся крохами, тем, что могли дать деревья, земля, звезды. Леопард, вынужденный жрать траву. Да, Морри все еще оставался одним из немногих, способных исторгнуть, вырвать Жизнь из цитадели физического тела. Но добыть – мало. Надо удержать. А здесь, в человеческом поселке, так и кишат пожиратели падали. Не в их власти отнять жизнь, но вот отнять отнятое они могут. Прежнему Морри ничего не стоило держать в отдалении скопища стервятников. Прежний Морри брезгливо сторонился мелких пожирателей, паразитов человеческой массы. Он почти забыл о том, как их много. Или их действительно стало больше с тех пор, как Морри последний раз подходил к людским жилищам? Плохо, очень плохо. А еще хуже то, что Морри-алчущего невозможно увести от поселка. И от дома, где лежат останки… и большая часть накопленного за века вольной жизни.

А вокруг ходила Пища, и Морри-разуму было очень трудно сдерживать свою вторую половину. Морри знал: если алчец схватит Пищу, то будет драться за нее хоть со всем бестелесным миром. Драться, даже если это приведет к разрыву Единства, к Рассеянию.

Поэтому Морри-разум старался держаться поближе к Дому.

Огражденный силой хозяина, Дом недоступен для мелких хищников, но благодаря двойственности Морри эта ограда ему не помеха. Вот только два человека, затаившиеся внутри,– очень опасная добыча. Даже Морри-алчущий испытывал страх перед теми, кто доказал свою силу. Нет, никакой голод не заставит Морри напасть на этих по собственной воле.

Морри кружил около Дома, замкнув себя внутри нового неуклюжего тела, запрятав его прежнего хозяина в сплошной кокон. Эта жизнь – резерв. То, что понадобится для последнего броска. Больше у Морри ничего нет.

Двое уехали, но Морри не рискнул проникнуть в Дом. И так невероятно трудно скрывать свое присутствие от нечеловечески чуткого человечка. Морри зарылся в кучу старой листвы на заднем дворе, приник к сырой земле и ждал… Ждал…

И вот двое вернулись. И привезли с собой третью, женщину. Морри возликовал. Хотя что тут удивительного? Мужчинам необходима женщина. Так было всегда.

Морри с нетерпением дождался сумерек. Будь у него прежнее тело, он мог бы без труда проникнуть сквозь эти бревенчатые стены. Но и теперь попасть внутрь – не проблема. В каждой комнате есть окно. Оставалось надеяться, что женщина на какое-то время останется одна – Морри совсем не хотелось сталкиваться с мужчинами до тех пор, пока не вернулась прежняя сила.