Самоубийство по заказу - Фридрих Незнанский

Макс понял, что работа есть, но не торопился.

А Турецкий, покончив с кофе, начал неторопливо излагать суть своей нужды. Заодно вытащил из кармана и положил на клавиатуру перед Бродягой копию солдатского письма, размещенного в Интернете. Макс тут же бегло прочитал его и отодвинул в сторону. Зачем ему бумажка, если он сейчас же выведет оригинал на одном из своих мониторов. Их тут, кстати, целая дюжина – компьютеров последнего поколения. На них Макс щедро тратил фактически всю свою немалую, надо сказать, зарплату. Покупал, один зная, где можно достать какие-то запчасти, все время что-то усовершенствовал, менял, и в результате мог ответить на любой вопрос своих товарищей. Фанатик, одним словом.

Турецкий и Макс закончили фактически одновременно: Александр Борисович – излагать свою нужду, а Бродяга – жевать. Теперь можно было и поговорить.

– Значит, задачу уяснил, – сказал Макс. – Данных никаких, кроме… Ну, это уже мое дело. Не очень трудное, но хлопотное. Долгое. Сейчас задам программу машинкам. Сегодня? Вряд ли. Утром завтра. Но мыслю так, что если он не сам посылал, придется тебе, Сан Борисыч, билеты покупать.

– В смысле куда-то ехать?

– Страна большая, – Макс почесал бороду и невразумительно повел плечами. – Посмотрим…

На данный момент Турецкому все было ясно: Максу необходимо время. Немного, хотя бы сутки, но… там видно будет. И время пока было, торопиться все равно некуда. Еще главный военный прокурор впереди, следователь военной прокуратуры, который, по словам Кости, уже больше недели назад принял на себя расследование. Вот с этим, последним, могли возникнуть проблемы, основанные исключительно на единственном, определяющем противоречии – непонимании друг друга. Ну, и, само собой, на скрытом противоборстве прокуратур, хотя официально этого порока просто не могло быть, потому что не могло быть никогда. Исчерпывающий логический постулат.

Как вспоминал Турецкий, Игорь Исаевич Паромщиков, полковник юстиции и «важняк», был уже десять лет назад совсем не молод. Значит, сейчас ему должно быть где-то совсем близко к шестидесяти.

В генералы выйти не успел и, похоже, уже не светят ему широкие погоны. И это обстоятельство является несомненным пунктиком в характере. Что еще? Мужик он упертый, если в чем-то уверился, танком не сдвинешь, в житейской диалектике не разбирается. Точнее, на дух ее не принимает. Это – большой минус. Надо все же уметь успевать вовремя пересматривать свои взгляды и выводы, когда они исходят не из твоих моральных убеждений и принципов, а диктуются вновь открывшимися фактами в расследованиях, что – увы! – происходит сплошь и рядом.

Еще что подбрасывает память? Кажется, он верный семьянин с кучей детей. Но по какому уголовному делу приходилось Александру Борисовичу входить в непосредственный контакт с Паромщиковым? Никак не вспоминалось. Наверное, потому, что было давно, в прошлом веке – это определенно. А вот фамилия его позже мелькала частенько. И не всегда с положительным знаком. Ну, конечно, «упертость» – далеко не лучшая черта характера и не всегда украшает человека. Особенно, облеченного заметной властью. Очень даже не всегда…

Но если ты ставишь перед собой совершенно конкретный вопрос, от которого зависит и твое собственное ближайшее будущее, память начинает работать вдвое скорее. Вспомнилось и дело, о котором думал Турецкий.

Оно было связано с Западной Группой Войск, в тот славный период, когда советские воины в надраенных сапогах, парадным шагом и с кислыми лицами, под оркестры, лихо исполнявшие «Прощание славянки», покидали Европу, в частности, Германию, возвращаясь на Родину, – которой они не были нужны, и которая по этой причине и не ждала их. Сволочное было время, тяжкое для очень многих. Разваливалась страна, рушились судьбы. И на этом мутном фоне разворачивалось повальное воровство. И не только на родине. Несчитанное имущество в группах войск, находящихся за границей, оказалось несметной кладовой для жуликов. Крали все – кто больше, а кто меньше, но чаще. Генералы хапали одноразово, но по-крупному, делая себе настоящие состояния. Офицеры помладше, прапорщики и прочие – помалу, но постоянно, торопясь успеть до ухода из насиженных мест, и, главным образом, то, что плохо лежало. А хорошо не лежало ничего. Словом, под шумок шло почти официальное повальное разворовывание бесценного государственного имущества. Крали и продавали направо и налево недвижимость и «движимость» – дома, казармы, склады, танки, самоходки, машины, оружие, горючее, медикаменты, одежду, – что ближе под рукой оказывалось. Списывали новейшее, годное, действующее оружие, как металлолом, перепродавали остающимся хозяевам, которые были не прочь погреть руки на этой бесовской распродаже, разрезали и отправляли в переплавку, уничтожали, лишь бы следов откровенного воровства после себя не оставить. И все это знали, и поначалу даже не собирались ловить воров за руки. Потому что каждый имел с этого преступного процесса свой процент. И уж если высшие государственные лица, высшие правительственные чиновники, которые вмиг, что называется, на глазах у изумленной публики, обозначили себя предпринимателями и сколотили миллиардные состояния, требовали, чтобы им «отстегивали» определенный процент за вынесение выпрашиваемых решений и принятие выгодных постановлений, то что же было говорить о фигурах поменьше? Обо всех любителях «мерседесов», «новорусских» замков вдоль Рублевского шоссе, заграничных вилл и многомиллионных счетов в западных банках? А возмущение обнищавшего народа, – как ни ссылайся на всяких Карамзиных, – в массе своей все-таки не приготовленного, не приученного еще к тотальному грабежу и воровству, – его к делам не пришьешь.

Так вот, в этой тяжелейшей атмосфере, когда просто руки опускались, а армейское руководство смотрело на представителей прокуратуры, требовавших неукоснительного соблюдения законности и примерного наказания виновных в разбазаривании государственной, в данном случае – армейской собственности, как на личных врагов, этот самый «упертый» Паромщиков стоял камнем и не поддавался ни просьбам, ни угрозам. А угрожали не какие-нибудь пешки с разбойничьими ухватками, а сами господа генералы. И физическую силу применяли, и к «стенке» ставили, и клеветой пытались уничтожить. Но ведь, тем не менее, удалось тогда несколько уголовных дел довести до суда. И помешать оправданию. Какие бы мощные силы и в Германии, и в Москве, в так называемом, Арбатском военном округе, ни противостояли прокуратуре. Даже, помнится, пару генералов посадили-таки, – как говорится, не благодаря, а вопреки. Капля в море на фоне «большого базара». И все-таки… Да, было дело, работали рука об руку. Но потом что-то развело. Или – развели? И такой период в жизни Отечества «проходили»…

В любом случае, надо нанести визит. Но только после Федоровского. Высокий начальник должен высказаться по поводу возмутительного факта публикации в Интернете «провокационного» письма. Иначе как же военным понимать, да и принимать, сей факт? Иначе они должны были бы полностью расписаться в своем вранье и абсолютной служебной импотенции. Естественно, а как же иначе? Небось, главный военный прокурор уже и приличный втык схлопотал от собственного «боевого начальства». Ну, и пошло-покатилось сверху вниз, как снежная лавина в горах.