Побег из лагеря смерти - Блейн Харден

На четвертый день офицеры были уже не в форме, а в штатском.

Шин встретился с ними в полутемной комнате с высоким потолком, куда его, как обычно, с завязанными глазами, привели надзиратели. Комната была похожа на механическую мастерскую.

Под потолком была закреплена лебедка, с которой свисали стальные цепи. На крюках по стенам были развешены молотки, топоры, щипцы и дубинки всех форм и размеров. На широком верстаке Шин увидел большие клещи, при помощи которых обычно держат или переносят раскаленные металлические болванки.

— Как тебе нравится в этой комнате? — спросил один из офицеров.

Шин не знал, что на это ответить.

— Я спрошу тебя в самый последний раз, — сказал старший из офицеров. — Что собирались делать после побега твои отец, мать и брат?

— Но я действительно ничего не знаю, — отвечал Шин.

— Если ты мне прямо сейчас скажешь правду, я оставлю тебе жизнь. Если не скажешь, я тебя убью. Понял?

Шин до сих пор помнит, что от непонимания происходящего он буквально впал в паралич.

— До сих пор я тебя жалел, потому что ты еще ребенок, — сказал офицер. — Не испытывай моего терпения.

Шину опять было нечего ответить.

— С этим ублюдком надо разговаривать по-другому! — заорал старший.

С Шина сорвали одежду. На ногах снова защелкнулись кандалы, которые потом прикрепили к свисающей с потолка цепи. Заурчавшая лебедка выдернула из-под Шина ноги, и он сильно стукнулся затылком об пол. Затем ему связали руки, а веревку пропустили через крюк на потолке. Теперь Шин висел лицом вверх. Руки и ноги его подтянули к потолку, а голая спина зависла над полом.

Старший офицер проорал еще несколько вопросов, но, насколько помнит Шин, он не смог дать на эти вопросы каких-то внятных ответов. Главный отдал какой-то приказ… Под спину Шину подставили корыто с тлеющими углями. Один из военных взял меха и раздул огонь. Потом снова включилась лебедка, и Шина начали опускать к пламени.

— Не останавливайте, пока он не заговорит, — приказал главный.

Обезумевший от боли Шин чувствовал запах собственной поджаривающейся плоти и вертелся, чтобы увернуться от огня. Один из охранников схватил со стены багор, вонзил его крюк в нижнюю часть живота Шина, а потом держал мальчика над огнем, пока тот не потерял сознание.

Шин пришел в себя уже в камере. Надзиратели снова напялили на него огромную тюремную робу, которую он в отключке перепачкал мочой и экскрементами. Он даже не представлял, сколько времени провалялся на полу без сознания. Нижняя часть спины покрылась волдырями и стала липкой от выделившейся из полопавшихся пузырей жидкости. Плоть на щиколотках была подчистую содрана острыми краями оков.

Два следующих дня Шину еще удавалось ползком передвигаться по камере и есть. Охранники приносили ему вареные початки кукурузы, кукурузную кашу и капустную похлебку. Но потом, когда в ожоги попала инфекция, у Шина поднялась температура, он потерял аппетит и настолько обессилел, что почти потерял способность двигаться.

Увидев свернувшегося на полу Шина, надзиратель крикнул кому-то в тюремном коридоре:

— Крепкий попался крысеныш.

По догадкам Шина, до следующего, и последнего, допроса прошло дней десять. Шин был настолько слаб, что не мог даже подняться на ноги, и его допрашивали прямо в камере. Но он уже больше не боялся. Впервые ему удалось найти слова в свою защиту.

— Так ведь это именно я сообщил о побеге, — сказал он, — я сделал все правильно.

Допрашивающие ему, конечно, не поверили, но вместо угроз и пыток начали задавать вопросы. Он рассказал, как услышал о побеге в доме матери, и объяснил, что сообщил обо всем этом школьному охраннику. Он сказал, что с ним был одноклассник Хон Сен Чо, который может подтвердить его рассказ, и упрашивал своих мучителей поговорить с ним.

Ничего не пообещав, они вышли.

Состояние Шина ухудшилось. Еще больше поднялась температура, волдыри на спине наполнились гноем. В камере стояла такая вонь, что в нее отказывались входить надзиратели.

Спустя несколько дней (точнее сказать невозможно, потому что Шин все это время был в полубреду), охранники открыли дверь и приказали зайти в камеру двум зэкам. Они подхватили Шина под руки и перетащили в другую камеру. Дверь захлопнулась, и Шин увидел, что теперь у него есть сосед.

По меркам Лагеря 14 сокамерник Шина был человеком очень старым. Ему было около 50. Он отказался рассказывать, за что его посадили в подземную тюрьму, но упомянул, что находится в ней уже много лет и очень соскучился по солнцу.

Он был похож на скелет, обтянутый бледной задубевшей кожей. Звали его Ким Чжин Мён, но Шину он сказал называть его просто Дядюшкой.

Первые несколько недель Шин был не в состоянии вести беседы. Его била жестокая лихорадка, и он, свернувшись калачиком на холодном полу, ждал, что вот-вот распрощается с жизнью. Он не мог есть и позволил соседу съедать свою пайку. Дядюшка так и делал, но только до тех пор, пока у мальчишки снова не появился аппетит.

А пока Дядюшка взялся выхаживать Шина, словно заправская медсестра.

Трижды в день, когда им приносили еду, он устраивал санитарные процедуры, используя для обработки воспалившихся волдырей деревянную ложку.

— Тут у тебя полным-полно гноя, — сказал он Шину. — Я буду соскребать его ложкой. Придется потерпеть.

Потом он дезинфицировал раны, втирая в них соленую капустную похлебку. Он массажировал Шину руки и ноги, чтобы в них не атрофировались мышцы. Чтобы в раны не попадали моча и экскременты, он подставлял Шину ночной горшок и держал мальчика на руках, пока тот справлял нужду.

По прикидкам Шина, такое лечение заняло около двух месяцев. Дядюшка делал все настолько умело и уверенно, что у Шина сложилось впечатление, что он занимался этим далеко не в первый раз.

Время от времени до их камеры доносились вопли и стоны из пыточной комнаты с лебедкой, которая, судя по всему, находилась чуть дальше по коридору. Тюремные правила запрещали общение между заключенными, но камера была настолько мала, что лежать на полу они могли, только прижавшись вплотную друг к другу. В результате они переговаривались едва слышным шепотом. Позднее Шин выяснил, что охранники знали об этих беседах.

Шину казалось, что Дядюшка находится на каком-то особом положении и пользуется у охранников авторитетом. Они стригли ему волосы и даже на время давали ножницы подстричь бороду. Когда он спрашивал, ему говорили, какое сейчас время дня или ночи. Надзиратели давали ему дополнительный паек, которым он часто делился с Шином.

— Парень, тебе еще жить да жить, — говорил Дядюшка. — Не теряй надежды, ведь, как говорят, солнце заглядывает даже в крысиные норы.

Мальчик выжил только благодаря медицинским знаниям и доброте Дядюшки. Лихорадка со временем отпустила, в голове прояснилось, а ожоги превратились в шрамы.