Секрет опричника; Преступление в слободе - Борис Сударушкин

Я смутился – историк попал не в бровь, а в глаз. Только не знал Окладин, кого я подозревал кроме чернобородого. А может, догадывался, потому так и сказал, чтобы отвести от себя мои подозрения?

– От чернобородого можно всего ожидать, – вступился за меня Пташников, присев на краешек стула. – Если он не побоялся прийти в гостиницу, не побоится и в комнату проникнуть…

Разговор опять зашел о чернобородом. Бесцеремонность, с которой он действовал, просто удивляла, нельзя было предугадать, на какой следующий шаг он решится. Но Пташникова по-прежнему больше всего поражала та уверенность, с которой наш странный попутчик ориентировался в событиях шестнадцатого века.

Зазвонил телефон. Трубку снял Окладин, молча выслушал, что ему сказали, и протянул трубку мне.

Я был уверен, что звонит Марк, но ошибся.

– С вами говорит ваш бывший сосед по номеру, – услышал я запомнившийся мне голос чернобородого. – Сегодня ночью я в спешке оставил в комнате золотое кольцо, дорогое и очень памятное для меня.

– Кольцо? Да, я нашел его на тумбочке…

– Замечательно. Я нахожусь неподалеку от гостиницы и сейчас зайду к вам. Надеюсь, вы не уйдете?

Я растерялся, не зная, как поступить. Марка рядом не было, Окладин и Пташников вряд ли могли дать мне дельный совет, хотя по их напряженным лицам было ясно – они поняли, с кем именно я разговариваю по телефону.

– Алло, вы слышите меня? – сразу насторожился мой бывший сосед, и в его голосе прозвучали жесткие, металлические нотки. – Почему вы молчите?

– Видите ли, я не знал, что вы позвоните… Думал, вы уехали… Не знал, как поступить с вашим кольцом. Наверное, вещь очень ценная.

– Надо было отдать его дежурной по гостинице.

– Не догадался.

Чернобородый почувствовал неладное.

– Кольцо у вас или нет?

Я оттягивал время, чтобы принять какое-то решение. Вспомнил – с вокзала Марк хотел проехать в городское отделение милиции, и сказал:

– Я отдал ваше кольцо в милицию.

– Что?!

– Зайдите в городское отделение милиции, вам его вернут.

– Спасибо, так и сделаю, – зло, сквозь зубы, произнес чернобородый и сразу закончил разговор.

Буквально в ту же секунду в комнату вошел Марк. Я все еще держал в руке телефонную трубку, из которой доносились короткие, как морзянка, гудки.

Марк с удивлением оглядел наши лица: укоризненное – Пташникова, ироническое – Окладина, растерянное – мое. Спросил, что случилось. Положив трубку на рычажки телефонного аппарата, я сбивчиво объяснил ему, кто звонил, что я посоветовал чернобородому.

– Умнее ничего не придумал? – взорвался Марк. – Надо было под любым предлогом задержать его здесь, в гостинице, до моего прихода. Зачем ты послал его в милицию?

– Я хотел перезвонить, чтобы чернобородого задержали там.

Марк покрутил указательным пальцем у виска:

– Ты считаешь его за ненормального?

Было ясно – ненормальным Марк считает меня, хотя прямо и не сказал этого. Свою ошибку я понял, как только чернобородый повесил трубку, но оправдываться не стал, набросился на Марка:

– На моем месте ты сам бы растерялся. Приди он за кольцом – что бы я делал, как задержал его? Ты мог и вечером заявиться.

Лишний раз убедился я, что нападение – лучший вид обороны, Марк больше ни в чем не упрекал меня.

– В милицию он не пойдет, это ясно. Но предупредить надо…

Пока Марк звонил в городское отделение милиции, я, переживая свою промашку, сидел на кровати, как на скамье подсудимых. Окладин и Пташников старались не глядеть в мою сторону.

Марк и в детстве был отходчивый. Увидел, какой у меня подавленный вид, и постарался успокоить:

– Ладно, еще не все потеряно. Главное – чернобородый не уехал из Александрова, а значит, сегодня ночью может повторить попытку проникнуть в церковь. Я получил разрешение устроить там засаду. Хочешь принять участие?

Я подумал – не шутит ли Марк? Однако он смотрел на меня строго и требовательно, как боец со знаменитого плаката, призывающего вступать в Красную армию.

– Ну, согласен? – поторопил Марк с ответом.

– С удовольствием, но какой от меня прок?

Марк присел на кровать рядом со мной, так объяснил свое неожиданное предложение:

– Тут будет важен психологический момент – чернобородый увидит тебя и решит, что его преследовали от самой Москвы. Думаю, это обстоятельство подействует на него, и на допросе он будет откровенней, не станет запираться.

Пташников от возбуждения соскочил со стула:

– Тогда и нас берите! Мы тоже знаем чернобородого в лицо!

Горячность краеведа вызвала у Окладина снисходительную усмешку, но сразу же его лицо приняло деловое, озабоченное выражение. Смахнув с безукоризненно чистых брюк невидимую пылинку, историк промолвил:

– Мне сегодня обязательно надо быть в Ярославле – завтра с утра в институте лекция.

– Позвоните, чтобы перенесли.

– Не вижу в этом необходимости, – сухо возразил краеведу Окладин и добавил нравоучительным тоном: – На мой взгляд, такое мероприятие, как засада, не для нас с вами. Впрочем, вы, Иван Алексеевич, если никуда не спешите, можете остаться.

– Я остаюсь! Можете рассчитывать на меня в любой, даже самой опасной ситуации, – сказал Пташников Марку.

Тот с трудом сдержал улыбку – вид у щуплого краеведа был боевой и задиристый, словно у молодого петушка.

– Думаю, дело обойдется без драки. Если арестуем чернобородого, будете присутствовать при его предварительном допросе. Мне не хотелось бы сразу же вести его в милицию. Все больше убеждаюсь – здесь случай особый…

В словах Марка чувствовалась недосказанность, какая-то неуверенность. Обстоятельства дела, в котором мне пришлось принять невольное участие, явно выходили за рамки рядовой милицейской операции, иначе, подумал я, арестованного чернобородого моментально доставили бы в отделение. А Марк прежде хочет с ним о чем-то поговорить. Вряд ли в обычной ситуации так должен был действовать сотрудник милиции. Возможно, он даже пошел на нарушение каких-то служебных инструкций, потому так и нервничает. Но что скрывает Марк?

Оставалось одно – терпеливо ждать, как события будут разворачиваться дальше.

До наступления ночи было еще несколько часов, целая вечность. Марк посоветовал нам с краеведом выписаться из гостиницы – он договорился с Ниткиным, дом которого стоял на территории Александровского кремля, что этот вечер мы проведем у него.

Пташников попытался еще раз убедить Окладина остаться, но тот был неумолим. Я заметил, что настойчивость краеведа не нравится историку. Обменявшись адресами и телефонами, мы простились с ним, и он торопливо ушел на вокзал.