Затерянный горизонт - Джеймс Хилтон

— Несколько карт мы, с вашего позволения, позаимствуем и потом вернем. Полагаю, вы время от времени общаетесь с внешним миром, и хорошо бы заранее отправить депешу, чтобы успокоить наших друзей. Далеко ли отсюда до ближайшего телеграфа?

Морщинистое лицо Чанга выражало бесконечное терпение, но ответа не последовало.

— Ну, хорошо, а где вы заказываете все необходимое — для цивилизованного быта? — продолжал расспрашивать Маллинсон.

Его голос задрожал, в глазах промелькнул испуг. Внезапно он отшвырнул стул и поднялся на ноги.

— Я так устал, — пробормотал он, проводя обессилевшей рукой по бледному лбу и оглядывая комнату. — Я чувствую, что никто не хочет помочь мне. Вопрос простой, и вы наверняка знаете, откуда взялись эти современные ванны…

Ответом было молчание.

— Значит, не хотите говорить. Ладно, очередная тайна, как и все остальное. А вам, Конвей, я скажу, что вы тряпка, черт побери. Почему вы не хотите докопаться до правды? Меня что-то совсем развезло, но завтра… помните, завтра мы должны выехать… это важно…

Маллинсон свалился бы, если бы Конвей не подхватил его и не усадил на стул. Спустя несколько минут он немного пришел в себя, но в разговор больше не вступал.

— Завтра ему полегчает, — спокойно сказал Чанг. — С непривычки здесь дышится с трудом, но потом люди быстро привыкают.

Сам-то Конвей уже почти оправился после транса.

— Ему здорово досталось, — сочувственно проговорил он и уже более бодро добавил: — Думаю, все мы немного утомлены. Так что, пожалуй, отложим разговор до завтра и отправимся на покой. Барнард, присмотрите, пожалуйста, за Маллинсоном. Мисс Бринклоу, уверен, что и вам сон необходим.

В этот момент словно по сигналу появился слуга.

— Спасибо, спасибо, мы справимся сами, спокойной ночи, спокойной ночи. Скоро и я за вами.

Конвей чуть не вытолкал своих спутников из комнаты, после чего без прежних церемоний повернулся к Чангу. Упрек Маллинсона подхлестнул его.

— Не хочу долго задерживать вас, сэр, поэтому сразу перейду к делу. Мой друг нетерпелив, но я не упрекаю его — он пытался выяснить обстановку, и это вполне понятно. Необходимо позаботиться о нашем возвращении — без вас или кого-то еще из обитателей монастыря мы обойтись не можем. Я, конечно, понимаю, что организовать наш отъезд завтра нереально, и лично мне остаться здесь на короткий срок было бы даже интересно. Однако мои спутники, очевидно, настроены по-другому. Так что если вы сами действительно не можете помочь, свяжите нас, пожалуйста, с теми, от кого это зависит.

— Вы умнее своих друзей, достопочтенный сэр, и поэтому не так нетерпеливы. Я очень рад.

— Это не ответ.

Чанг тоненько рассмеялся нервным и явно неестественным смехом, в котором Конвей распознал вежливую попытку обратить слова собеседника в шутку — китайцы пользуются этим приемом, когда хотят «сохранить лицо».

— Уверен, что вам нечего беспокоиться на этот счет, — проговорил он. — В должный срок мы сумеем оказать необходимую помощь. Есть трудности, как вы сами понимаете, но если мы все подойдем к этой проблеме разумно и без излишней поспешности…

— Дело не в поспешности. Я всего лишь хочу получить информацию о носильщиках…

— Видите ли, достопочтенный сэр, тут возникает другая сложность. Я сильно сомневаюсь, что вам удастся найти людей, которые согласятся пуститься в столь долгое и утомительное путешествие. У всех у них в долине семьи, и вряд ли они решатся бросить их.

— С ними можно договориться — ведь сопровождали же они вас куда-то сегодня утром.

— Сегодня утром? Ну, это совсем другое дело.

— Неужели? Куда вы направлялись, когда произошла наша случайная встреча?

Ответа не последовало. И тогда Конвей продолжал более сдержанно:

— Понятно. Значит, встреча была не случайной. Я так и подозревал. Следовательно, вы специально вышли нам навстречу и, очевидно, заранее узнали о нашем появлении. Интересно спросить, каким образом?

Слова Конвея прозвучали особенно резко в атмосфере необычайно глубокого покоя. На лицо китайца падал свет от фонаря — оно было бесстрастным и неподвижным, как у статуэтки. Внезапно Чанг снял стресс, легким мановением руки раздвинув шелковую портьеру, которая закрывала окно на балкон. Затем, коснувшись руки Конвея, вывел его на холодный хрустально-чистый воздух.

— Вы умный человек, — задумчиво проговорил он, — но не во всем правы. Поэтому я хочу дать вам совет: не волнуйте ваших друзей абстрактными рассуждениями. Поверьте, ни вам, ни им в Шангри-ла ничто не грозит.

— Нас волнуют не угрозы, нас волнует задержка.

— Понимаю. Конечно, некоторая задержка безусловно неизбежна.

— Если речь идет о непродолжительном сроке, то, конечно, мы постараемся приспособиться.

— Очень разумная мысль. А мы желаем только одного: чтобы вы и ваши спутники получили удовольствие от пребывания здесь.

— Ну что же, повторяю, лично меня это не особенно тревожит. Новые интересные впечатления… в любом случае, отдых нам необходим.

Взгляд Конвея был устремлен ввысь, к вершине Каракала. Яркий лунный свет создавал иллюзию, что до сверкающей пирамиды горы можно дотянуться рукой — такой прозрачно-хрупкой казалась она на фоне безбрежной синевы.

— Завтра вам, возможно, Каракал покажется еще более достойным внимания, — сказал Чанг. — А что касается отдыха, для утомленного путника это одно из лучших мест на земле.

Действительно, чем дольше Конвей разглядывал вершину, тем сильнее ощущал сладостный покой, как будто эта картина не только ласкала взгляд, но и согревала душу. Воздух был почти недвижим, в отличие от вчерашнего — бешеных порывов ветра, бушевавших на плато прошлой ночью. Конвей подумал, что вся долина напоминает укромную гавань, над которой, как зажженный маяк, отрешенно возвышается Каракал. Это сравнение заставило его улыбнуться, потому что вершина и в самом деле светилась льдисто-голубым светом, подчеркивавшим ее великолепие. Конвею почему-то захотелось узнать буквальное значение слова Каракал, и шепот Чанга прозвучал как эхо его собственных мыслей.

— На местном наречии «Каракал» значит «Голубая луна», — сказал китаец.

Итак, их появление не было полной неожиданностью для обитателей Шангри-ла, но делиться своей догадкой Конвей ни с кем не стал. Хотя он осознавал, что сделать это важно и необходимо, однако на следующее утро эта надобность беспокоила его чисто теоретически, и он не захотел усугублять переживания своих спутников. Одна половина его существа твердила, что это место явно подозрительно, что поведение Чанга не внушает доверия и что фактически они находятся на положении пленников, зависящих от милостивого расположения властителей Шангри-ла. И что его долг — заставить их оказать содействие. Как никак, а он — официальное лицо, представитель правительства Его Величества. Слыханное ли дело, чтобы насельники какого-то тибетского монастыря отказались удовлетворить соответствующий запрос… Такова, во всяком случае, была бы обычная официальная точка зрения, а Конвей всегда старался придерживаться официальных взглядов. В нужных случаях он, как никто другой, умел проявить твердость.