Нечто из Дарк Маунт - Кристиан Роберт Винд

– О, мисс Миллер, – снисходительно протянул незнакомец, все так же пряча свое лицо под широкими полями шляпы. – Право слово, как это мило. И абсурдно.

Вцепившись дрожащими пальцами в подол красивого платья, я не мог наблюдать того, что происходит впереди, но ощущал ужас и опасность каждой клеткой своего тела. Будто сквозь туман, я видел, как мать вскидывает одну руку вперед, стараясь не подпускать ближе таинственного мужчину в плаще, а второй, выгнутой назад, еще плотнее прижимает меня к себе. Чувствовал, как холодная ткань ее юбки щекочет мой нос, вдавливаясь в кожу.

– Не знаю, кто вы такой… – выкрикнула она, но тут же почему-то замолкла.

Я слышал, как из ее рта вырвалась вереница странных хлюпающих звуков. Ее ладонь, мгновение назад крепко сжимающая мое плечо, безвольно метнулась прочь, нелепо вскинувшись к небесам, будто тайно моля о пощаде.

Медленно и неестественно, как в карикатурном кино, она качнулась вперед, просела в коленях, а затем рухнула на спину, описав какой-то жуткий полукруг.

Я молча смотрел, как вокруг ее красивых волос, разлетевшихся по пыльному асфальту, растекается алое пятно, похожее на густое виноградное вино, которое она часто пила из большого бокала по вечерам, сидя с книгой в мягком кресле гостиной.

Все еще до конца не понимая, что сейчас произошло, я сделал робкий шаг к ее изящно распластанной на тротуаре фигуре и дрожащим голосом выдавил:

– Мама?..

Но она ничего не ответила. Холодные серые глаза, такие же свинцовые, как хмурое небо наверху, смотрели в пустоту перед собой, будто застыв в немом оцепенении.

– Фрэнк, – неожиданно прошелестел откуда-то вкрадчивый голос, и я машинально отшатнулся назад, уставившись на фигуру, застывшую неподалеку.

Я был уверен в том, что незнакомец бросится на меня в следующее же мгновение, а затем убьет – так же безжалостно и равнодушно, но почему-то никакого страха при этом я не ощущал. Мне внезапно стало все равно – безразлично, что этот странный человек в плаще сделает со мной, безразлично, что будет дальше.

– Зачем вы это сделали? – прошептал я одними губами, стараясь изо всех сил разглядеть глаза, скрывающиеся в тени безразмерной шляпы.

Я был уверен в том, что незнакомец не расслышит мой жалобный писк – таким слабым и почти незаметным он вылетел из моих обескровленных губ. Но каким-то невероятным образом он все же услышал.

– Фрэнк, – повторила фигура в плаще, и в этот раз безжизненный голос будто пронесся внутри моей головы. – Фрэнк, Фрэнк, Фрэнк… Когда-нибудь мы встретимся с тобой снова, и тогда я отвечу на все твои вопросы.

А затем он отвесил галантный поклон, прикоснувшись высохшими, белыми пальцами к верхушке своей шляпы, повернулся на каблуках и неспешно побрел прочь, насвистывая себе под нос какую-то смутно знакомую мелодию и едва заметно пританцовывая на ходу.

– Фрэнсис… – тихий шепот пронесся как шелест опавшей сухой листвы, тут же рассыпаясь на сотни отдельных звуков. – Фрэнсис…

Я опустил глаза и увидел, как с прекрасного лица матери медленно сползают все краски. Как белеют ее яркие пунцовые губы. Как кожа, напоминающая фарфор, тускнеет прямо на глазах, желтея и будто бы сморщиваясь.

– Фрэнсис… – ее слабый, далекий шепот был так мало похож на настоящий, но я точно знал, что это голос моей матери. – Вишневая дама покорно гниет там, куда опускается солнце, Фрэнсис…

Я застыл на месте, скованный отчаянием и ужасом, бессильно прислушиваясь к тому, как оглушительно колотится о ребра мое опустошенное сердце. Но прежде, чем я сумел овладеть своим телом и сделать хотя бы шаг, мир вокруг смазался в невнятное пятно.

Утренняя вашингтонская улица вокруг меня померкла, подернулась странным туманом, завертелась в пронзительном вихре и испарилась без следа.

– Фрэнк, – я ощутил, как меня дернули за плечо. – Просыпайся, уже рассвело.

Я распахнул глаза и тут же уперся зрачками в заспанное, помятое лицо напарника. Комната за его спиной была окутана мягким, серо-золотистым утренним светом, с трудом пробивающимся сквозь низкие грозовые тучи.

Послушно сев в постели, я машинально потянулся за пачкой сигарет, лежащих на прикроватной тумбе. Чиркнул спичкой, и с удовольствием закурил, прикрыв на мгновение глаза и стараясь унять бешеное биение собственного сердца.

Мой ночной кошмар был полон ужасающего реализма. Все, за исключением одной детали, я прекрасно помнил до сих пор, несмотря на огромную временную пропасть, отделяющую мое прошлое от теперешней действительности.

Все, кроме последних слов своей мертвой матери. Она никогда не произносила этого.

– Хорошо-то тебе, Бенджамин, – тяжело вздохнул я, наблюдая за тем, как голодный пес уплетает жареные крылышки из большого картонного ведерка. – Набил брюхо, и ладно!

Я с тоской покосился на открытую бутылку виски, к которой так и не притронулся. Пить мне совсем не хотелось, есть – тоже. Поэтому почти весь вечер я только молча курил, поглядывая на блестящие капли дождя, срывающиеся вниз сквозь прохудившуюся крышу заброшенного здания.

К ночи похолодало, и я решил развести костер прямо на бетонном полу верхнего этажа. В блуждающем свете пламени старый дом казался особенно тоскливым, одиноким и нелюдимым. За голыми оконными проемами гулко стучал ливень, и в другой раз я бы с превеликим удовольствием растянулся поближе к огню с бутылкой хорошего спиртного, но только не сегодня.

– Мучает меня что-то, Бенджамин, терзает внутри-то, – произнес я, и пес на мгновение оторвался от своего угощения, с удивлением взглянув в мое лицо. – Будто что-то я забыл. Что-то важное!

Я снова закурил и с грустью подумал о том, каким счастливым я был бы всего день назад, выпади мне шанс набить карманы такими большими деньжищами.

Должно быть, на радостях я бы накупил новой, теплой одежды, а заодно заменил старые изношенные ботинки на новые – удобные и кожаные. Однако неясная тревога, колыхающаяся внутри моей груди, не давала мне никакого покоя. И в горло не лезло даже пойло, о котором я еще недавно мог лишь мечтать.

Не в силах совладать с душевными сомнениями, я поднялся с грязного пола и медленно побрел к дыре, зияющей в толстой каменной стене. Уперся плечом в мокрые кирпичи и выглянул наружу, задумчиво почесывая колючий подбородок.

Пустая улица внизу утопала в булькающих лужах. Даже свет вечерних фонарей не мог развеять мокрый сумрак, который обрушился на город вместе с непогодой. Я с трудом мог разобрать светящуюся вывеску старой аптеки на соседнем строении, а уж очертания домов по ту сторону Кахлуа-роуд и вовсе смазались в сплошную черную массу.

Где-то там, поодаль, в укромном старом мотеле у самого шоссе остановились два детектива из Вашингтона: молодой и угрюмый, похожий на скелет, обтянутый кожей, и второй – постарше и поплотнее, который нравился мне гораздо больше первого.