Канарский вариант - Андрей Молчанов

Промурыжив меня расспросами, следователь протянул мне на подпись подписку о невыезде и выпустил на свободу - то бишь в зал ожидания морского порта, где томился взволнованный Соломоша, сообщивший, что тоже подвергся допросу, что он в шоке, и, спрашивается, как все случившееся воспринимать?

– Где Тофик? - задал я немаловажный вопрос.

Из дальнейших Соломоновых пояснений выяснилось, что нашего азербайджанского друга увезли в каталажку, бригада водил испарилась в предчувствии неприятностей, замечательно у них развитом; а мы же подвисли в Питере на неопределенный срок, и все, что теперь остается, - ехать в гостиницу и заливать горе крепкими алкогольными напитками.

Следуя с Соломошей в такси, наверняка управляемом агентом контрразведки, я, отвечая на вопросы партнера, задаваемые из соображений - хе-хе! - конспирации на английском языке, придерживался канвы той же самой версии, что была изложена мной следователю.

Соломон, недоверчиво щуря глаз, напирал на всякого рода подробности, и мне пришлось выразительно кивнуть ему в сторону водителя, чьи уши отчетливо шевелились, ловя каждое наше слово, после чего мой компаньон удрученно замолк, глядя на грязненькую воду Невы, видневшуюся за гранитным бруствером набережной.

Прибыв в гостиницу, Соломоша лихорадочно принялся собирать вещи, с категорической интонацией выговаривая, что ни к каким темным делам отношения не имел и не имеет, подписок никому не давал, московские дела не бросишь, задерживаться в северной унылой столице ему нет резона, а дорогу к следователю я способен преодолеть без его помощи. Кроме того, им была выражена крайняя озабоченность по поводу его, Соломона, денежных средств, находящихся на моем банковском счете.

– Зря торопишься, - заметил я. - Прибудешь сейчас в лапы мафии, запутаешься в объяснениях, истощишь нервную систему… Сиди пей коньяк, завтра в Эрмитаж сходишь, повысишь культурный уровень…

– Ходите в ваш Эрмитаж сами! - отозвался Соломон, не являвшийся поклонником никаких искусств, кроме искусства делать из одного доллара два.

Хлопнула дверь номера, и он поспешил на отходящий поезд.

Я его не удерживал. В одиночку, не слыша истерических причитаний трусливого коммерсанта, было куда как удобнее взвесить создавшееся положение.

Принципиально меня интересовал лишь один вопрос: каким образом был вскрыт факт контрабанды? Неужели отличились таможенники с их приборами и собаками? Или имел место «стук»?

Вопрос, ясное дело, безответный.

Вечером я навестил гостиничный ресторан, где плотно поужинал и без особенного труда познакомился с милейшей брюнеткой, изъявившей готовность подняться со мной в номер.

Брюнетка, манерами и обликом напоминавшая дорогую путану, представилась тем не менее солисткой Пермской консерватории, по случаю оказавшейся на берегах Невы, денег за визит в номер не просила, утверждая, что я понравился ей сразу же и навек, а потому во мне поселилось основательное подозрение, что девочка - подставная.

Возможно, и в самом деле работник предприятия культуры в девичестве, а ныне - профессиональная чаровница, она солировала на органы, кому я был весьма благодарен за бесплатный роскошный подарок.

Лежа на смятых простынях и изнеможенно обнимая солистку, я, чокаясь с ней шампанским, поведал о случившейся со мной незадаче, о происках международной наркомафии, коварно подставляющей под удар законопослушных граждан, и, заинтересованно этакую версию выслушав, дама посыпала уточняющими вопросами, на которые я охотно давал вполне правдоподобные ответы.

Время от времени разработка прерывалась паузами эротического свойства, поощрявшими, полагаю, мою откровенность, и во время пауз я усиленно размышлял о том, как бы повторить восхитительный День здоровья, внеся в канву нашей беседы некий штрих, сулящий моим соглядатаям намек на перспективу.

В итоге, уже засыпая, я прошептал:

– Завтра наверняка здесь появятся представители заказчика: как, мол, что, где Тофик, чего следопыт хочет…

– Ты их боишься? - сочувственно вопросила солистка.

– Ну… так, - честно ответил я, внезапно и обескураженно уясняя, что брюнетку вполне могли заслать и уголовнички. - Опасаться приходится. Орлы там еще те! Горные! Выклюют печень, как Прометею.

– Будь осторожнее!

– С тобой мне ничего не страшно, милая… Ты завтра придешь?

– Обязательно, солнышко!

Вернувшись из командировки в Санкт-Петербург, Одинцов сразу же с вокзала поехал на Лубянку: начальство ожидало его доклад.

Сигнал о контрабанде кокаина, поступивший из СВР, реализовался, хотя результатом операции полковник был неудовлетворен. Он предлагал проследить путь наркотика к его заказчикам, взяв преступников с поличным, но руководство привело иные доводы: за заказчиками, как следовало из оперативной информации, стояли мощные опекуны, противостояние которым не виделось целесообразным; кроме того, машины могли уйти от наблюдения, заехав на территорию какого-нибудь военного объекта, а арест подставного механика, кому поручат снять баки, вряд ли бы принес что-либо толкового.

Решили начать тщательную разработку наркодельцов агентурно-оперативными методами, связавшись с МВД, а кокаин попросту конфисковать в качестве бесхозной контрабанды, проведя формальное следствие.

Войдя в свой кабинет на Лубянке, Одинцов сразу же погрузился в кутерьму текущих дел. Из командировки он должен был приехать еще вчера, назначив встречу в гостинице с одним из своих агентов - международным аферистом, прилетевшим с важной информацией из Австрии, где проживал постоянно. Информация касалась банковской проводки взятки за махинацию с газопроводом; агент, преисполненный гордостью от блистательно выполненной им труднейшей задачи, не чаял скорее увидеть куратора, не подозревая, что все усилия его по добыче секретнейших данных глубоко напрасны, и Одинцову предстояло занять определенного рода позицию - многозначительную и загадочную, дабы не разочаровать источник своей беспомощностью и мелкотравчатостью. Основой позиции должна быть идея, что, дескать, срочные выводы по информации покуда преждевременны, но возмездие, конечно же, неминуемо, благодарю за службу, Родина вас не забудет, тра-та-та-та…

Агент бесполезно дожидался его вчера весь вечер в холле гостиницы, и теперь предстояло извиниться перед ценным и респектабельным сексотом за вынужденное опоздание.

Дозвонившись до гостиничного коммутатора, полковник попросил телефонистку:

– Соедините с номером триста пять, что-то там со связью, все время занято…

– Минуту…

В следующее мгновение в трубке зазвучал мужской голос:

– Слушаю…

– Мне нужен господин Альтштейн, - произнес Одинцов.

– А кто его спрашивает?

– Сергей Петрович Иванов.

– Так… А вы не могли бы приехать сюда, Сергей Петрович?