Патруль джиннов на Фиолетовой ветке - Дипа Анаппара

Фаиз, а он ведь даже не в нашей детективной команде, сразу же разносит в пух и прах план допроса, который я предлагаю.

– Вы должны сначала допросить Четвертака, – говорит он, когда мы идем домой из школы. Смог залетает и вылетает из его рта, заставляет его кашлять. – Четвертак – твой подозреваемый № 1, верно, Джай? Вот почему ты заговорил с ним вчера.

– Да что ты знаешь? Ты думаешь, что Бахадура украл джинн.

Я говорю шепотом. Если джинны существуют, я не хочу, чтобы они меня услышали.

– Мы можем допросить всех, – говорит Пари. – Давайте зайдем в тхэку и поспрашиваем там людей про Четвертака. Если они пьяные, то могут рассказать нам правду.

– Ахча, ты теперь и по пьяницам эксперт? – спрашивает Фаиз.

Это я тут решаю, что нам делать, но, прежде чем я успеваю возразить, Фаиз бьет кулаком черный воздух и кричит:

– Тхэка чало.

Он опоздает на свою смену в магазинчик-кирану, в которой должен раскладывать по полкам мешки с рисом и чечевицей, но он не против. Он надеется, что застанет в тхэке своих старших братьев.

Мусульманам нельзя пить, а Тарик-Бхай и Ваджид-Бхай – хорошие мусульмане и молятся по пять раз в день, а еще иногда сбегают выпить бутылочку дару. Если Фаиз их застукает, они заплатят ему большие деньги, чтобы сохранить это в тайне от их амми. Не то Фаиз предложит амми вечером понюхать их дыхание.

– Что-то тут нечисто, тебе не кажется, амми? – многозначительно спросит он.

Он уже так делал.

Фаиз и Пари идут в переулок, который ведет к тхэке, и даже не ждут меня. Мое расследование еще не началось, но уже идет не по плану.

В переулке много подозрительных людей и запахов. Пожилая леди с бархатцем за ухом торгует в палатке биди и пааном, но когда мальчики и мужчины вручают ей деньги, она дает им упакованные пакетики с чем-то высушенным и коричнево-зеленым вместо сигарет.

– Сосредоточься, – шипит Пари мне на ухо и тащит прочь.

Пьяницы сидят на корточках или лежат на земле возле тхэки, поют и бормочут. Воздух трясется от громких басов, несущихся из бара.

– С этими идиотами не поговоришь, – замечает Пари.

Фаиз указывает на человека, торгующего яйцами и хлебом с тележки.

– Спроси анда-валлу. Он всегда здесь.

Мы стоим сбоку от тележки, потому что спереди сложены коробки для яиц; мы слишком маленькие, чтобы он увидел нас за ними.

– Четвертак, знаете его? – спрашиваю я. Анда-валла точит ножи, и их стук-звон громче, чем музыка из бара. Он не поднимает глаз.

– Четвертак, он всегда ходит в черном. Сын нашего прадхана, – говорит Пари. Потом она поворачивается к Фаизу и шепчет: – Как его зовут по-настоящему?

Фаиз пожимает плечами. Я тоже не знаю, как зовут Четвертака.

– Давай, быстрей-быстрей, – говорит покупатель перед тележкой.

Анда-валла откладывает ножи и бросает на сковородку кусок масла, затем горсть нарезанного лука, помидоры и зеленые перчики чили. Потом посыпает их солью, порошком чили и смесью специй гарам масала. У меня во рту слишком много слюней, чтобы задавать вопросы. Как раз сегодня днем мы говорили про яйца, а теперь я стою у тележки с яйцами. Интересно, бывал ли Бемкеш Бакши слишком голоден, чтобы вести расследования.

– Сэр-джи, – говорит Фаиз, – мы ищем Четвертака.

На самом деле глаза Фаиза рыщут по переулку в поисках братьев, но удача сегодня не на его стороне: их здесь нет.

– Он, несомненно, скоро почтит нас своим присутствием, – говорит анда-валла.

– А он был здесь, – спрашивает Пари и делает паузу, чтобы что-то подсчитать на пальцах, – семь ночей назад? В прошлый четверг?

Меня бесит, что этот вопрос хорош: если Четвертак был в тхэке в ту ночь, когда Бахадур исчез, то он не мог его украсть.

– Вероятно, – говорит продавец, одновременно разбивая два яйца над сковородкой. – Какое тебе дело, где он был?

– Мы ищем нашего друга, он пропал, – говорит Пари. – Он мог быть с сыном прадхана. Мы беспокоимся за него.

Она и правда выглядит обеспокоенной. Хлопает глазами, губы дрожат, как будто она вот-вот расплачется.

Анда-валла прижимает поварешку к плечу. На его рубашке теперь пятно от желтка.

– Четвертак и его банда обычно здесь, даже когда я ухожу в два или три часа утра. Но я не видел с ними ни одного ребенка. Они слишком взрослые, чтобы дружить с детьми.

– Но Четвертак был здесь на прошлой неделе каждую ночь? – спрашиваю я.

– Конечно, он был здесь. Ему не нужно платить за дару. Если тебе что-то дают бесплатно, ты ведь это возьмешь, не так ли?

Я с надеждой смотрю на яйца. Продавец перекладывает готовую бхурджи на бумажную тарелку, втыкает ложку в вершину яичной горы и вручает ее нетерпеливому клиенту.

– Смотри-ка, кто тут, – шепчет Фаиз.

Мимо тележки, пошатываясь, словно он уже пьян, проходит Четвертак и с любопытством смотрит на нас. Мы не можем расспрашивать людей про него, пока он сам поблизости, поэтому мы уходим.

Фаиз знает все о Призрачном Базаре, потому что проводит на нем больше времени, чем Пари или я.

– Тхэка работает благодаря прадхану, – говорит он, когда мы оказываемся на безопасном расстоянии от Четвертака. – Это незаконно, но он велел полиции не трогать ее.

Рука прадхана дотягивается до каждого закоулка у нас в басти. У него своя сеть информаторов, которые передают ему новости из басти 24/7. Ма презирает этих людей, что следят за нами и бегают к прадхану с докладом про новенький телевизор или холодильник в доме, или сплетней, как чья-то хайфай-мадам была щедра на бакшиш во время Дивали. Ма говорит, что прадхан подсылает полицейских, чтобы они отняли у людей то маленькое счастье, что у них есть.

Фаиз отправляется в кирану. У него плохой день. Яиц нет, братьев в баре нет, никаких больше расследований вместе с нами.

– Если Четвертак проводит каждую ночь в тхэке, означает ли это, что он не крал Бахадура? – спрашиваю я, отдергивая Пари с пути электрорикши, который, виляя, несется по переулку.

– Анда-валла не был уверен на сто процентов, – говорит Пари. – Он сказал, что обычно по ночам Четвертак там. Кроме того, мы не знаем, во сколько именно исчез Бахадур. Это могло быть и в четыре часа утра.

Вот это и есть расследование: сперва одни лишь догадки, даже у Бемкеша Бакши и, вероятно, у Шерлока тоже.

Мы идем к дому Омвира. Рядом с нами какой-то мальчик выгуливает бродячую собаку на веревочке. Его собака – понарошку лошадь; он держит веревочку, словно это повод, щелкает языком и делает «цок-цок», как лошадиные копыта.

– Нам тоже нужна собака, – говорю я Пари. – Она приведет нас к преступникам.